В годы гражданской войны сформировался совершенно особый тип народных военачальников, или, как говорил о себе Миронов, народных социалистов, поверивших в идеалы народовластия, по миропониманию и, в той или иной степени, анархистов по поведению, выдвинутых из своей среды казачеством и крестьянством. Одни из них — Буденный, Ока Городовиков, Ковтюх, Щаденко, Федько и др. — прошли с большевиками путь до конца, другие, как, например, Подтелков, Кривошлыков, погибли в самом начале гражданской войны, третьи, как тот же Ф. Миронов, Б. Думенко, были отторгнуты ультра-революционерами и расстреляны. Харлампий Ермаков — прототип Григория Мелехова, — бесспорно, принадлежал к типу народных лидеров, выдвинутых на переломе истории казачеством. Он был близок по правдоискательству Филиппу Миронову и своей хотя и несколько иной, но столь же трагической судьбой. Вне контекста этих характеров нам не понять Григория Мелехова.
Все эти народные вожаки времен гражданской войны, как правило, храбро сражались на полях Первой мировой войны, завоевав там георгиевские награды и офицерские чины. Они были стихийными социалистами, и “большевизм” их был весьма условен.
“Когда 25 октября большевики захватили власть, то откровенно скажу, я встретил несочувственно”, — писал Миронов, подчеркивая: “К идее большевизма я подошел осторожными шагами и на протяжении долгих лет...”. Подошел, движимый чувством социальной справедливости, стремлением к борьбе за счастье народа. Это было народническое чувство, которое, повторяю, росло из глубинных традиций всей русской культуры и освободительной борьбы XIX века. Оно было разлито в обществе, было определяющим для самосознания многих людей. Эти общедемократические, народнические чувствования разделял и отец М. А. Шолохова, не пустивший сына смотреть, как Мария Дроздова получала из рук генерала наградные за убийство своего кума-большевика: “Нечего глазеть на палачей!”
Можно предположить, что в этой атмосфере “передовых”, как говорили в ту пору, демократических, народнических по истокам умонастроений и чувств рос и воспитывался и М. А. Шолохов.
В конечном счете, как известно, по инициативе Ленина РСДРП(б) была вынуждена отказаться от политики “военного коммунизма” и продразверстки, утвердить политику нэпа, смягчить свое отношение к крестьянству и казачеству.
Документы свидетельствуют, что Ленин принимал Миронова незадолго до его ареста. Встреча произошла по просьбе Ф. Миронова, который, несомненно, читал в газете “Донские известия” от 20 (7) марта 1918 года телеграмму за подписью Ленина и Сталина, адресованную “революционному казачеству”, когда на Дону устанавливалась советская власть, в которой допускались самоуправление Дона и его автономия: “...Пусть полномочный съезд городских и сельских Советов всей Донской области выработает сам свой аграрный Законопроект и представит на утверждение Совнаркома. Будет лучше. Против автономии Донской области ничего не имею”, — писал Ленин. Миронов неоднократно ссылался в своих письмах и заявлениях, в которых он защищал от произвола донское казачество, на эту позицию Ленина, в феврале 1918 года согласившегося с самоуправлением в виде Советов и автономией Дона. Но это был всего лишь лозунг!
“Изъятый” с Дона, Филипп Миронов весь 1919 год проводит в своеобразной ссылке, вначале — в качестве помощника командующего Белорусско-Литовской армией, а потом — командира несуществующего Донского казачьего корпуса в Саранске, который он должен был сформировать из плененных Красной Армией и перешедших на сторону советской власти казаков. Солдат и материального обеспечения корпусу не давали, и за полгода Миронов с большим трудом смог сформировать два полка, одним из которых командовал вёшенец Фомин. Но, главное, корпус упорно не пускали на фронт — пока комкор Миронов не объявил, что он самовольно, без разрешения властей, выступает со своим корпусом из Саранска на Дон, чтобы сражаться с белыми. Это его решение было объявлено мятежом, сам он обвинен в измене, а после того, как его части без боя сдались окружившим их буденновцам, арестован и вместе с другими командирами корпуса приговорен к расстрелу.
Именно накануне суда Миронов и написал свое второе письмо Ленину. Сыграло ли свою роль это письмо или другие обстоятельства, в частности угроза волнений среди казачества, однако вскоре после суда Миронов и его сподвижники решением ВЦИКа были помилованы, сам Миронов был направлен на Дон, на советскую работу, а несколько месяцев спустя, когда дела на Южном фронте для Красной Армии были особенно плохи, возвращен в армию. В предельно короткий срок он создал из казаков 2-ю Конную армию, показавшую чудеса героизма в борьбе с Врангелем. Слава и популярность командарма-2 Филиппа Миронова в ту пору превышали славу и популярность командарма-1 Буденного.