Могут спросить: принадлежал ли М. А. Шолохов, автор “Тихого Дона”, в свои двадцать лет, к этому типу человеческой личности, был ли он близок к подобному мировидению и миропониманию?
Вопрос не простой — в силу чрезвычайной закрытости, замкнутости Шолохова, его исключительной осторожности в высказываниях, где бы в откровенной или публицистической форме открывалась его мировоззренческая позиция. Шолохов решительно избегал говорить о глубинных основах своего мировидения и миропонимания как в письмах, так и в публицистике, и даже в личных беседах и разговорах с кем бы то ни было, исключая, возможно, лишь самых близких ему людей.
И тем не менее возможность прикоснуться к сокровенной позиции писателя есть. Она таится в одном из самых привлекательных и важных для Шолохова характеров, правда, в характере эпизодическом, как нам представляется, зашифрованном Шолоховым и до конца не прочитанном критикой.
Речь идет о подъесауле Атарщикове. Вряд ли случайно, что именно с этим персонажем связана в романе тема “неразгаданности сокровенного” в человеке, перекликающаяся с приведенными выше наблюдениями Левицкой о “неразгаданности” самого Шолохова:
“Атарщиков был замкнут, вынашивал невысказанные размышления, на повторные попытки Лисницкого вызвать его на откровенность наглухо запахивал ту непроницаемую завесу, которую привычно носит большинство людей, отгораживая ею от чужих глаз подлинный свой облик”. По мнению Шолохова, высказанному через Листницкого, “общаясь с другими людьми, человек хранит под внешним обликом еще какой-то иной, который порою так и остается неуясненным”, но “если с любого человека соскоблить верхний покров, то из-под него вышелушится подлинная, нагая, не прикрашенная никакой ложью, сердцевина”.
Какова же “подлинная сердцевина” у Атарщикова? Какие “невысказанные размышления” вынашивал он, “наглухо запахивая непроницаемую завесу” от всех любопытствующих?
Образ подъесаула Атарщикова эпизодический — он дан в романе эскизно. Но каждая из его черт, обозначенных в романе, важна и многозначительна. В уста Атарщикова Шолохов вложил некоторые дорогие ему мысли. Поначалу сторонник Корнилова, Атарщиков так, к примеру, характеризует генерала: “Это кристальной честности человек...”.
Но вспомним ответ Шолохова Сталину на вопрос о генерале Корнилове: “Субъективно, как человек своей касты, он был честен... Ведь он бежал из плена, значит, любил Родину, руководствовался кодексом офицерской чести...”.
В портретной характеристике Атарщикова главное — “впечатление, будто глаза его тронуты постоянной снисходительно-выжидающей усмешкой”.
Но вспомним характеристику самого Шолохова, которую дает ему Левицкая: он усмехается часто даже тогда, когда “на душе кошки скребут”.
Главное в характеристике Атарщикова в романе — песня о Доне-батюшке, “старинная казачья”, которую на два голоса поет он в компании офицеров, и ночной разговор: “...Я до чертиков люблю Дон, весь этот старый, веками складывавшийся уклад казачьей жизни. Люблю казаков своих, казачек — всё люблю! От запаха степного полынка мне хочется плакать... И вот еще, когда цветет подсолнух и над Доном пахнет смоченными дождем виноградниками, — так глубоко и больно люблю... А вот теперь думаю: не околпачиваем ли мы вот этих самых казаков? На эту ли стежку хотим мы их завернуть?..”
Понимая, что казаки “стихийно отходят от нас”, что “революция словно разделила нас на овец и козлищ, наши интересы как будто расходятся”, — Атарщиков и думает, как преодолеть этот разлад. В романе Атарщиков “мучительно ищет выхода из создавшихся противоречий, увязывает казачье с большевистским”.
В рукописи и журнальной публикации романа эта мысль была выражена с большой определенностью: Атарщиков “увязывает казачье-национальное с большевистским”. За свой выбор Атарщиков поплатится жизнью, получив пулю от белого офицера у стен Зимнего...
За этой формулой о соединении большевистского с казачье-национальным, — к чему, как мы убедились выше, стремился и Филипп Миронов — стояла мысль о соединении идеи революции с национальными интересами России, — мысль абсолютно непопулярная и даже крамольная в ту пору, потому что троцкизм с его теорией перманентной революции рассматривал революцию в России лишь как средство разжигания мировой революции.
Максим Горький писал в “Несвоевременных мыслях”, что революционные авантюристы относились к России, как к “материалу для опыта”, им “нет дела до России, они хладнокровно обрекают ее в жертву своей грезе о всемирной или европейской революции”, относясь к России, “как к хворосту: “Не загорится ли от русского костра общеевропейская революция?”