- Ну-ка, давай, гвардеец, попробуй!
Я вышел, взвалил панцирь на грудь, Сковородкин помог мне застегнуть ремни на спине. Сначала показалось тяжеловато: панцирь, да еще каска, да автомат... "Не человек, а танк". Сделал несколько ружейных приемов. Вроде бы ничего, и даже уверенность почувствовал - пуля не достанет, а уж штык и подавно не возьмет. Сразу же вспомнились рыцари времен Александра Невского. Ведь дрались же русские воины в панцирях и кольчугах. Тяжелое снаряжение - но как дрались! Неужели мы, их далекие потомки, слабее?
- Ну, как? - спрашивает офицеров подполковник Сковородкин, - кто хочет одеть свои роты в панцири?
Желающих снова не находится, командиры между собой переговариваются, смотрят на меня и подполковника с недоверием. Все-таки дело новое, что ни говори, а панцирь тяжел, движения стесняет, в наступательном бою ловкость да сноровка спасают жизнь не хуже иного щита.
- Так что, нет добровольцев? - повторяет подполковник весьма удрученно.
"Эх, - думаю, - завалят эксперимент. Нельзя же так просто отказаться, не испытав панцири в деле".
- Есть, товарищ подполковник! Давайте в мою роту.
- Так тому и быть, - улыбнулся командир. - Войдешь, Черкашин, в историю как командир первой панцирной роты.
Остальные две роты надели панцири в приказном порядке.
...Намеченный к штурму рубеж наш полк пытался взять трижды, и всякий раз мы откатывались под кинжальным ружейно-пулеметным огнем. Немцы выкашивали целые цепи перед своими укрепленными позициями. Пытали счастье и другие полки, но и они несли тяжелые потери. Может, бронезащита поможет?
Теперь, когда в роту доставили около ста панцирей, я детально изучил новинку. Лист из высококачественной стали толщиной в 3-4 миллиметра был выгнут по форме груди. На левом плече он крепился специальной лапой, а на спине пристегивался ремешками. Слой металла, как гарантировали инженеры-конструкторы, предохранял от пуль, выпущенных с расстояния не ближе пятидесяти метров, однако дистанцию "безопасного выстрела" можно было сократить вдвое, для этого вверх откидывалась нижняя часть панциря, которая крепилась на животе на поперечном шарнире типа шкворня. Правда, при этом открывался живот, но зато грудь находилась под двойной защитой. Шарнир позволял пехотинцу сгибаться, что увеличивало подвижность "бронированного бойца".
Солдаты с интересом примеривали стальные доспехи. Спорили, нужны они или нет, спасут ли от осколков... Но только бой мог дать ответы на все вопросы.
И вот в один из жарких августовских дней моя рота, облачившись в "латы", изготовилась в траншее к броску. Справа - железнодорожная насыпь, слева - болото, а между ними - глубоко эшелонированный участок немецкой обороны.
Пригнувшись в своих траншеях, ждем, когда отгремит наша артподготовка. Израненная земля Смоленщины - чего только не перевидала на своем веку?! - вздрагивает, как живая. Столько жизней в нее ушло, что, кажется, заговори она человеческим голосом, и никто бы тому не удивился.
Ну, вот и настал наш час! Атака!
Выбираюсь на бруствер и кричу, как во времена Александра Невского:
- Вперед, за мной! За землю русскую!
Рота поднялась хорошо - встали все, развернулись в цепь. Тяжести панциря я почти не ощущал, ноги в пылу атаки несли сами.
Не помню, как добежал до первой линии обороны, но помню, как ворвались в немецкую траншею. Рукопашная началась, выстрелы в упор... Никогда не забуду лицо фашистского автоматчика в очках. Вжавшись спиной в земляной траверс, палит в меня с дуэльной дистанции... Три сильных толчка в грудь - три попадания в панцирь. Едва устоял на ногах. Автоматчик видит, что его пули отскакивают от меня, как горох. За стеклами очков - обезумевшие от ужаса глаза... Я не стал убивать своего "дуэлянта", видя, как он бросил свой автомат и поднял руки. И только после боя я заметил, что ранен в правое предплечье, не закрытое панцирем, и долго помнил обезумевшие глаза немца...
Броненагрудник спас мне жизнь. Да и потери в тот день во всех "панцирных ротах" были значительно меньше обычных. Однако панцири в пехоте почему-то не прижились. Правда, слышал, что их применяли при штурме кенигсбергских фортов.
К сожалению, в фондах Центрального музея Вооруженных Сил СССР нет ни одного образца противопульного панциря советской пехоты.
- Мелочь, - сказал мне старший научный сотрудник музея. - Мы вон целые бронепоезда храним.
И мне стало обидно. Эта "мелочь" спасла жизнь мне и многим другим солдатам. Конечно, в истории Великой Отечественной войны это всего лишь мелкий штрих. Но и он должен быть сохранен в нашей памяти...