* * *
Где же путь вперед? Очевидно — народное сознание , но не толпы, а именно народное, т. е. выборка лучшего, духовного. Гоголь, Пушкин, Достоевский, Блок, Горький. Из музыкантов только Мусоргский возвышался до откровения и может быть поставлен в один ряд с великими Русскими писателями по глубине и огромности задач и гениальности (силе) воплощения. Впрочем, он менее всего музыкант , вернее, музыка для него была средством поведать свои мысли по поводу очень серьезных вещей. Например, Россия, ее народ, властители (светские и духовные). Музыкантам он чужд, непонятен по существу, ибо все их воспитание отчуждает от него. Например, Шостакович мне говорил (давно еще): “Не понимаю, как он (Мусоргский) мог писать такие слабые сочинения, как фортепианные пьесы (“Гурзуф” и т. д.) рядом с “Борисом Годуновым”. Странный композитор”. “Борис Годунов” в подлиннике — это и есть то, что надо играть . Как с Рублевым — в конце концов вернутся к первоисточнику и он будет оценен по достоинству.
* * *
Русский дурак — отдал Алмазную гору веры и красоты за консервную банку цивилизации (причем — пустую!). Смиренно , совершенно безропотно, как перед Страшным судом.
* * *
10 июля 1978 года
Вспыхнувший интерес к жизни Ал Блока37. Спекулятивные мерзости А. Штейна и других. К сожалению, и “Блоковед” Орлов сочинил “повесть” о жизни поэта, пересказав своими суконными словами многое такое, что стало источником и первопричиной бессмертных стихов38. Какая глупость, какая пошлость и бездарность. Это делает человек, хорошо знающий биографию и произведения Блока, его записные книжки, статьи, дневники, в которых много сказано о подобном обывательском интересе к частной жизни художника, в сущности не подлежащей рассмотрению, всегда бесстыдному. Интерес обывателя к частной жизни знаменитого человека может быть объяснен, в первую очередь, обезьяньим чувством любопытства, но зачем потакает этому писатель? То же и книга Катаева о своих знакомых знаменитых и менее знаменитых знакомых39.
Во всем этом интересе есть что-то антипоэтическое, низкое, желание сделать гения “своим”, себе подобным. Это заметил еще А. С. Пушкин, когда писал об интересе общества к частной жизни лорда Байрона40. Теперь это стало повальным бедствием.
Люди, занимающиеся этим литературно (т. е. пишущие подобные произведения) — “Роман без вранья”41 или “Гамаюн” о Блоке, или книга Катаева, более претенциозная, но, в сущности, обывательская, — не заслуживают уважения и, даже наоборот, как-то вызывают у меня презрительное чувство.
* * *
Люблю Моцарта и все, что связано с ним: Шуберта, молодого Шумана, Шопена, Русский романс доглинкинской эпохи и самого Глинку больше люблю в романсе и симфонической миниатюре (“Вальс-Фантазия”, “Хота”, “Князь Холмский”), чем в опере, где он менее самостоятелен, что ни говори. Люблю все, что связано с Моцартом духовно, от века: Пушкина, Петефи, Есенина, Лорку.
* * *
Вспоминаю: возвращался однажды в Ленинград из Москвы. В “Стреле” оказался в одном купе с Нейгаузом. Он был немного навеселе, но в меру. Знал меня он мало (вспоминал “Трио”, хвалил). Было это году в пятидесятом или около того. Разговаривали о пианистах. Я спросил его мнение о тогдашних виртуозах. Как сейчас помню, было это в проходе у окна. Он, глядя на меня в упор, с улыбкой сказал: “Это же — торгаши”. Слова эти помню точно. Между прочим, речь шла и о его учениках. Хвалил же одного Рихтера.
Он под конец жизни совершенно разрушился как личность. Хвалил все, что угодно, вступил в деловой альянс с откровенными негодяями, позволяя спекулировать своим именем. Думая (о, наивность!), что он заставляет служить их себе; он сам стал слугой грязнейших людей.
* * *
Тридцатые годы — неоднородные. Начало их — 31—32—33-й годы — голод по России. В литературе и искусстве торжество крайних экстремистских движений. С одной стороны — ЛЕФ, с другой РАПП и РАПМ. Гнусные негодяи и тут и там. Травля и уничтожение Русской культуры. Разрушение церквей, уничтожение ценностей, уже никогда не восполнимых. Отмена ЛЕФа и РАППа, Горький, недолгая попытка поднять значение и роль творческой интеллигенции. Литература: Шолохов, Леонов, А. Толстой. Появление талантливых поэтов: Прокофьев, Корнилов, Васильев, Смеляков. Романтизм (поэтический). Кино “Чапаев” — лучшая советская картина, так и осталась лучшей, имевшая настоящий всенародный резонанс и успех. Стали выставляться Нестеров, Петров-Водкин, Рылов. Появление Корина. Рахманинова разрешили играть, а раньше он был под государственным запретом. С. Прокофьева перестали называть “фашистом”. В эти годы появилось его, может быть, лучшее сочинение — балет “Ромео и Джульетта”, прекрасное произведение. Интерес к Русскому (внимание к нему), возврат к классическим тенденциям. Но Есенин по-прежнему был запрещен, Булгаков, Платонов — не существовали.