Примечательным выглядит поведение победителей. Войдя в оставленный русскими Севастополь, союзники осквернили могилы русских адмиралов. Были вскрыты гробы, с мундиров сорваны золотые эполеты. Спустя 90 лет потомки пруссаков ХIХ века также сумели поживиться могильным имуществом, фашисты не погнушались бронзовыми венками и гранитными плитами. Вот такие уроки “христианской морали” преподавали нашим предкам цивилизованные европейцы.
О крайней степени ожесточенности сторон при штурме Севастополя свидетельствует известный военный историк Л. Горев: “7567 человек потеряла французская армия в последнем штурме 8 сентября (1855 г. — В. Н. ), 2447 человек потеряла английская армия. 5 французских генералов было убито в тот день, 4 — ранены, 5 — контужены. Трех генералов потеряла в этот день английская армия”. О русских потерях: “12913 товарищей потеряли в тот памятный день герои — защитники Севастополя” (см. Г о- р е в Л. Война 1853—1856 гг. и оборона Севастополя. М., Воениздат, 1955, стр. 474). И по сей день в Севастополе существует так называемое Братское кладбище русских воинов — 472 братских и 130 индивидуальных захоронений, в которых погребено свыше 40 тыс. человек.
Необходимо добавить, что сам Нахимов всегда подавал ЛИЧНЫЙ ПРИМЕР бесстрашия и самообладания. В молодые годы, лейтенантом, во время кругосветного плавания он чуть не погиб, спасая на шлюпке тонущего матроса. Так было и во время Наваринского боя, когда он на “Азове” командовал баковой батареей, так было во время навала линейного корабля “Адрианополь” на его “Силистрию” в 1842 году. Один из современников, вступивший на борт флагманского корабля П. С. Нахимова “Императрица Мария”, вечером, по окончании Синопского сражения отметил, что “лицо адмирала обагрено кровью”, “пальто, которое он снял перед боем и повесил тут же на гвоздь, было изорвано турецким ядром”, “на “Марии” было больше всех всего убитых и раненых, так как Нахимов шел головным в эскадре и стал с самого начала боя ближе всех к турецким стреляющим бортам”. Многочисленными примерами отважного поведения в бою изобилует его служба в осажденном Севастополе. Уже в ходе первой бомбардировки 5 октября 1854 года он с завидным хладнокровием руководил боем на третьем бастионе и был ранен в голову, 27 марта 1855 года был контужен осколком бомбы в спину на Камчатском люнете, но “с уцелевшей частью солдат и матросов ПРОБИЛСЯ ШТЫКАМИ ИЗ ОКРУЖЕНИЯ”. В ходе отражения июньского штурма руководил обороной Малахова кургана и... “бросив в штыковую атаку против ворвавшихся французов оставшихся защитников кургана, очистил его от противника”. Да и смерть он принял вполне воинскую — штуцерной пулей в голову.
А ведь у него были и другие личные качества, которые далеко не всегда были присущи великим военачальникам вчера и у многих отсутствуют сегодня — бескорыстие, отсутствие личного честолюбия наряду с величайшим честолюбием профессионала-моряка . Может, поэтому “ему не хватило времени влюбиться” и жениться, не было у него и “сухопутных” друзей, не было и покровителей. Ведь мало кто знает, что адмирал противился решению Главнокомандующего князя Меньшикова и начальника морского Главного морского штаба возглавить сухопутную оборону Южной Стороны в сентябре 1854 года. Но была искренняя и глубокая любовь моряков, переросшая в любовь и признательность ВСЕЙ РОССИИ. О его человеческих качествах вспоминал его сослуживец, капитан-лейтенант Д. Афанасьев:
“П. С. Нахимов был большого роста, несколько сутуловатый и не тучный; всегда опрятный, он отличался свежестью своих воротничков, называвшихся у черноморцев “лиселями”, наружная чистота, любимая им ВО ВСЕМ, соответствовала его высоким нравственным качествам; скуластое, живое лицо выражало всегда состояние его духа, а мягкие голубые глаза светились добром и смыслом; характер ЭНЕРГИЧЕСКИЙ И ВПОЛНЕ ПОНЯТНЫЙ МОРЯКАМ; человек высоких талантов и притом ХОРОШО ОБРАЗОВАННЫЙ И МНОГО ЧИТАВШИЙ”.
И современники Нахимова и военно-морские историки XX века отмечали черты его характера, проявлявшиеся в наиболее критические моменты: наступательный дух и личное мужество, высочайшее чувство долга и кипучую энергию, ясную и реальную оценку боевой обстановки, мгновенную реакцую на ее изменение и здравость мысли в решениях.
Французский главнокомандующий, маршал Канробер спустя сорок лет восклицал: “...вспомните о 16-ти тысячах моряков, которые, плача, уничтожали свои суда с целью загородить проход и которые заперлись в казематах бастионов со своими пушками, под командованием своих адмиралов Корнилова, Нахимова, Истомина. К концу осады от них осталось 800 человек, ОСТАЛЬНЫЕ, И ВСЕ ТРИ АДМИРАЛА, ПОГИБЛИ У СВОИХ ПУШЕК... а... солдат, особенно пехотинец, — снова оказался таким, каким мы его узнали в битвах при Эйлау и под Москвой”.