На Дальнем Востоке соединенная англо-французская эскадра (6 кораблей при 218 орудиях и 700 человек морской пехоты) 18 августа 1854 года начала штурм Петропавловска-Камчатского. Защитники могли противопоставить лишь фрегат “Аврора”, транспорт “Двина” и 7 наскоро возведенных полевых батарей (всего 67 орудий), экипажи кораблей и местное ополчение. 24 августа после двух неудачных попыток союзники отступили, оставив знамя морской пехоты, много оружия и пленных, а всего потеряли 450 человек убитыми и ранеными. За тот бой командир порта генерал-майор B. C. Завойко был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени и произведен в контр-адмиралы, чем сильно гордился всю оставшуюся жизнь. В 1855 году на Тихоокеанском побережье был отражен десант союзников в заливе Де-Кастри.
На Дунае отряд кораблей Дунайской флотилии в составе пароходов “Прут” и “Ординарец”, 8 гребных канонерных лодок весь 1854 год успешно содействовал сухопутным войскам в наведении переправ, подавлял береговые батареи турок, обеспечивал высадку десантов.
На Азовском море весной 1855 года союзники сосредоточили значительные силы для предстоящей крупномасштабной диверсии в стратегический тыл русских: 57 кораблей, из них 9 линейных, 34 парохода и 14 фрегатов; силы десанта насчитывали 16,5 тыс. человек при 11 батареях полевых орудий.
12 мая они без особых усилий овладели Керчью. 20 мая, с прибытием еще 9 паровых судов и 24 десантных шлюпок, подошли к Таганрогу. Моряки азовской гребной флотилии получили приказ сражаться “до последней крайности”. Губернатор Таганрога граф Г. П. Толстой 2-й и исполняющий обязанности наказного атамана Войска Донского Андрианов были полны решимости стоять насмерть. Гарнизон состоял из полубатальона резервистов, неполного казачьего полка, команды “охотников” — аж 250 человек из числа обывателей и... ни одной пушки. Азовская флотилия спешно установила инженерные заграждения на подходах к порту и в устье Дона.
В течение лета союзники трижды шли на приступ Таганрога, в июле они 18 дней подряд бомбардировали порт и город, высаживали десанты морской пехоты. Однако, потеряв паровую канонерку “Джаспер”, десятки убитых, 3 человека пленными (из них 2 офицера), 2 сентября союзники убрались от Таганрога.
Надо ли говорить, что отвлечение такого количества сил в период всей летней кампании не могло не сказаться на положении Севастополя, а стойкость и мужество войск и жителей Таганрога были следствием примеров героизма севастопольцев. При этом ни зверства турецких войск в Греции и на Балканах, ни разбой европейских союзников на Балтике и Белом море не могли поколебать антирусские воззрения русских демократов. А. И. Герцен, юный Н. А. Добролюбов, Н. П. Огарев и Н. А. Некрасов (как и их собратья в XX веке) дружно критиковали “антинародные цели войны”, “язвы крепостничества”, толковали о “самолюбии двух-трех человек, которые для удовлетворения ему губят в кровопролитной войне столько народу, не понимающему, за что он дерется...”. Bce, на что их хватало, так это, отрицая сравнение Восточной войны 1854—56 годов, с Отечествен-ной войной 1812 года, сравнить осаду Севастополя с... Троей и признать героизм русского солдата (отрицая наличие такового у офицеров и тем более генералов).
Бесконечно повторяемый миф о безусловном “превосходстве” британского и французского флотов над русским является не более чем мифом. “Как боевая сила военно-морские флоты союзников, не считая бомбардировки незащищенных городов и разбойничьих нападений, за две кампании на четырех театрах выступили ДВЕНАДЦАТЬ РАЗ, из них 10 раз потерпели поражение и только 2 раза добились “победы”, т. е. “поймали салакушку” (Бомарзунд) в Балтийском море да убили воробья из пушки (Кинбурн) в Черном море. При этом НИ ОДНОГО РАЗА флоты Англии и Франции НЕ РИСКНУЛИ встретиться с безусловно более слабыми русскими флотами в Балтике и на Черном море”.
В то же время мы должны признать, что крымская катастрофа со всей очевидностью обнажила все недостатки существовавшей системы, потеря Черноморского флота нанесла оскорбление национальному достоинству русского народа. Государственная власть была скомпрометирована в глазах нации, а престиж русских моряков поднялся так высоко, как никогда ранее.
В то же время, рассуждая о причинах и результатах поражения России в войне 1853—1856 годов, мы не должны “автоматом” повторять байки марксистской пропаганды о “захватнической политике русского царизма”, “слабости самодержавия” и “бездарности царских генералов”. Хотя бы потому, что все марксистские, в том числе коммунистические и демократические, “исследователи” отдают должное героизму и самоотверженности и русских воинов (в большинстве крепостных крестьян), и простых обывателей (в том числе кинто из Тифлиса, рыбаков Поморья и промысловиков Камчатки). Они-то почему ТАК сражались? Кто их учил, и кто их вел в бой? Или заставили победить зимой в горах 36-тысячный корпус Ахмет-паши всего лишь десятью тысячами? Брать Карс и вступить в морское ополчение 7132 человека для защиты столицы, умирать на Альме? Может, монахи Соловецкого монастыря, отражая пушками “a’la Иван Грозный” атаки новейших пароходов Великобритании, боялись быть высланными в Сибирь? А батальон греческих добровольцев сражался в Крыму за доллары?