Видим: и предают, и ненавидят, и убивают. Так где же спасение?
В письме Н. Н. Страхову Федор Михайлович писал: “...на Западе Христа потеряли (по вине католицизма), и оттого Запад падает...” Разумеется, Достоевский имел в виду не материальное падение, а духовное, нравственное.
О бездуховности Запада много писалось и говорилось. И сейчас взоры многих россиян обращены именно туда. И все-таки, думаю, нелишне напомнить хотя бы одно честное свидетельство прошлого. Вот что писала английская писательница Вирджиния Вулф: “Душа — поистине главное действующее лицо русской прозы. У Чехова тонкая и чувствительная, подверженная бесчисленным колебаниям и расстройствам, она у Достоевского глубже и объемней; ее одолевают тяжкие болезни и сотрясают яростные припадки, но внимание сосредоточено именно на ней. Вот почему, наверное, английскому читателю требуется столько усилий, чтобы перечитать “Братьев Карамазовых” или “Бесов”. Душа ему чужда. Даже антипатична…”
Русская духовность и душевность всегда были антипатичны не только англичанам, а всему Западу, которых влекли прежде всего богатства России, потому-то, чтобы добраться до них, нужно было если не убить, то хотя бы растлить “этот народ”, обездушить, что сейчас с успехом и делается. А ведь тот же Ф. М. Достоевский устами старца Зосимы (“Братья Карамазовы”) взывал: “Народ божий любите, не отдавайте стада отбивать пришельцам, ибо если заснете в лени и в брезгливой гордости вашей, а пуще в корыстолюбии, то придут со всех стран и отобьют у вас стадо ваше”. И пришли, и отбили уже многих. И сами мы, сойдясь и почти обнявшись с Западом, падаем, падаем... Никто другой, как мы сами, открыли все двери для масс- и порнокультуры, со всеми вытекающими последствиями. Сыграно на нашей переимчивости, обезьянничанье, на нашем умилении Западом.
А окиньте взглядом просторную еще нашу землю: неужели никто не удивляется тому, что во многих русских городах, в том числе и в Иванове, строятся мечети? И мы уже спокойно смотрим фильм “Мусульманин” и почти оправдываем и сочувствуем русскому парню, принявшему ислам. А ведь он, если уж русский, то и православный, и переход в другую веру испокон веку считался большим грехом. И не побегут ли записываться в мусульмане в новых мечетях и другие парни и девки наши? Может, массового исхода и не будет, разве что единицы обманутся. Но ведь каждая новая мечеть — это еще и центр притяжения в наши края сотен и тысяч других мусульман. Это для них многие беженцы из южных республик, что осели в последние годы в русских палестинах, скупают квартиры, дома, земли. Последствия?.. Думаю, многим они ясны. Недаром проблема исламизации России настораживает многих, в том числе и некоторые средства массовой информации, в частности журнал “Русский дом”.
Я не против ислама или католицизма, я против того, чтобы на исконно русских землях так вольготно чувствовали себя разного рода вербовщики-миссионеры. Сегодня, когда в мире уже идет война религий, хотя и скрытая еще, тихое пока проникновение мусульманства в русские пределы может вскоре обернуться острейшим межрелигиозным и межнациональным противостоянием.
Вспомним, к случаю, статью Ф. М. Достоевского “Фома Данилов, замученный русский герой”: “Сам хан обещал ему помилование, награду и честь, если согласится отречься от Христа. Данилов отвечал, что изменить он кресту не может и, как царский подданный, хотя и в плену, должен исполнить к царю и к христианству свою обязанность. Мучители, замучив его до смерти, удивились силе его духа и назвали его батыром, то есть по-русски богатырем... да ведь это, так сказать, — эмблема России, всей России, всей нашей народной России, подлинный образ ее...”
И вот скажите мне: кто ныне помнит этого героя-мученика, эту “эмблему” России? Зато любого школьника спроси: кто такие Басаев, Масхадов или Гелаев? — сразу ответят. Сравнительно недавно узнали о подвиге Евгения Родионова. Но ведь он же был не один. А что мы знаем о других наших солдатах, показывающих примеры подлинного героизма в Чечне? Где очерки о них, фильмы?
Отступление от Православия, беспамятство наше дорого стоили русскому народу. Наши школы перестали воспитывать граждан, патриотов, сыновей и дочерей, преданных России. А ведь это их главная задача.
У меня не идет из головы случай, о котором мне рассказали вскоре после 200-летия А. С. Пушкина. Учитель (не литературы) одной из так называемых элитных школ спросил одиннадцатиклассников: “Кому посвящено стихотворение Пушкина “Во глубине сибирских руд...”? В классе нависла тягостная тишина. А через какое-то время звучит одинокий голос: “Шахтерам?”
Не знать своих героев, классиков литературы, не задумываться о том, что происходит в их собственной стране — не позор ли это современной школы? Все заглушила масскультура, американские боевики, денежный бум. Неужели власть предержащие не видят всего этого?
А какая крутая волна была поднята в свое время нашей прессой и телевидением по поводу введения в школьную программу факультативных занятий по православной культуре! Обвинения, подозрения, a то и просто откровенная злоба были исторгнуты на православную церковь и священнослужителей. Понимают ли все эти охранители светских устоев, что страна и народ наш подведены к краю пропасти? Единственное, что еще может спасти нас, так это высокое русское самосознание, сознание того, что за плечами у каждого из нас великая история, и понимание, что религия, Православие — это самое могучее средство возрождения нации, массового воспитания морали. Давайте хоть на краю-то прислушаемся к прозрениям и заветам нашего гения — Ф. М. Достоевского.
II
Он иногда звонит в мою квартиру и, виновато улыбаясь, мягко говорит:
— Мне бы ключик от мусоропровода. Опять забили коробками.
Ему около сорока; полноватый и медлительный в движениях, с широким лицом и кроткими глазами. Его работа — вывозить мусор, который жильцы дома спускают со всех этажей по трубе в мусоросборник, что в полуподвале. Володя — так все его зовут — вывозит эти отходы быта на таратайке, взгромоздив на нее картонный короб. Тихий, безобидный, совсем непьющий человек. Особенно хороша у него улыбка — открытая, тихая, детская даже.
И вот как-то снова звонит.
— Что, Володя, ключ?
— Нет,— замотал головой и протянул вперед руку. — Не ваша?
На ладони его лежала золотая сережка с камушком.
— Нет.
— По ошибке, видать, кто-то... Маленькая вещь, с мусорoм, наверно. Блеснула, гляжу... Извините! — И отошел к соседней двери, поднял руку к кнопке звонка.
Господи, вот праведная душа!
Случай тот запомнился, и я однажды напомнил ему о нем, спросив — нашел ли он тогда хозяйку сережки.
— Нашел. На вашем же этаже.
— А ты вот не польстился на нее.
— Чужое, — пожал он плечами, подумал, усмехнулся и рассказал: — Знаете, еще в детстве стянул я как-то с комода полтинник, наверно, хотел что-то купить, малость какую-нибудь... не помню уже... Отец узнал и не прибил меня, нет — усадил за стол, дал тетрадку и карандаш. “Пиши, — говорит, — “я — вор”. Пока всю тетрадку не испишешь — не встанешь”. Я плакал и писал…
Иногда я вижу его на трамвайно-троллейбусной остановке, где он подметает тротуар — еще одна работа. Обычно он делает это рано утром, но иногда и днем — видать, были какие-то другие дела спозаранку. И надо видеть, как осторожно он машет метлой, поглядывая по сторонам: не запылить бы кого.
О Володе этом я вспоминаю каждый раз, когда толкуют о “среде”, мол, с кем поведешься... Но ведь этот вот мужичок тоже не из аристократов, но бюсты не ворует и на столбы не лазает, на большую дорогу не ходит. Все зависит от человека — что у него в душе, есть Бог или нет. Вот и трещат тюрьмы от сотен тысяч преступников. Горе? Горе! А ведь у каждого есть родственники, отцы, матери, жены, мужья, дети... А пострадавшие? Ограбленные, изувеченные, изнасилованные? И если сложить вместе боль и страдания всех этих людей — Монблан горя...