Во-вторых, события в Кишиневе повернули вспять еще одну тенденцию, обозначившуюся на политической карте СНГ. Лишний раз показав, как непрочен статус-кво, сложившийся здесь за последние годы, какие протестные бури скрыты под покровом внешней стабильности.
После триумфа Путина на выборах-2000 стало казаться, что в десятилетней борьбе левой оппозиции с правящими режимами поставлена точка. Что море отчаяния, нищеты, порожденной варварским вхождением в капитализм, смирилось и похоронило в своих глубинах надежду на реванш, на возвращение к прежней, сравнительно обеспеченной жизни. А если такие надежды и сохранились, то общество перестало связывать их с левым выбором, отдав свои симпатии слегка перелицованной верховной власти. Эта тенденция подкреплялась результатами и других президентских кампаний: на Украине, где Кучма сумел удержать власть, в Грузии, где у Шеварднадзе не оказалось достойного соперника.
И вдруг все меняется в один момент. Оглушительная победа ПКРМ в Кишиневе. Рост влияния коммунистов в Грузии и Армении. И, наконец, нестабильность на Украине, продемонстрировавшая, как уязвим еще вчера казавшийся безальтернативным режим.
Переоценка ценностей позволяет по-иному взглянуть на незыблемые как будто позиции самого Путина. Не для того, чтобы попытаться принизить высокий рейтинг президента, а для того, чтобы яснее представить его структуру. Регулярно публикуемые опросы фиксируют высокий уровень поддержки — около 50 процентов. А вот более детальные данные ВЦИОМа: “Среди выражающих доверие нынешнему президенту 19 процентов симпатизируют коммунистам, 23 процента демократам и 37 процентов не симпатизируют ни одной из политических сил” (“Известия”. 25.05.2001). Конечно, значительная часть коммунистического электората, отошедшая к преемнику Ельцина, — это успех политтехнологов Кремля и самого Путина. Но это и определенные обязательства перед “красными” симпатизантами. Если вдуматься, они не менее значимы, чем обязательства Путина перед “демократами”: доли тех и других (19 и 23 процента) примерно равны. Другое дело, что Путин может проигнорировать ожидания своих левых сторонников. Как принято сейчас говорить, к и н у т ь. Но это сразу же сузит его социальную базу. Резко — не только за счет одной пятой “красного” электората, но и за счет значительной части аполитичных сторонников, которые ждут от президента наведения порядка, а отнюдь не ультралиберальных реформ. Если Путин останется только со своими “демократическими” приверженцами (а это менее четверти его электората), то уровень его поддержки снизится с 50 до 13—15 процентов. Что вполне сопоставимо с рейтингом его левого оппонента Г. Зюганова...
Но вернемся к ситуации в СНГ, где левая волна подняла на гребень интеграционные процессы и слилась с ними. Поставив Россию, Путина перед двойным вызовом. Сумеет ли российский президент, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, расширить Союз, включив в него “красную” Молдову, а быть может (в той или иной форме), и Украину? Сумеет ли он объективно оценить — и использовать! — сдвиг влево в республиках СНГ, что, по-видимому, потребует отказа от абсолютизации ультралиберальных установок в пользу более плюралистичной экономической модели? Если Путин сможет решить обе задачи, аморфное постсоветское пространство превратится в Державу, способную к динамичному развитию. Если нет — из-за нерешительности президента или идеологической упертости его команды, — окажется бездарно упущенным шанс, который история вряд ли еще раз предоставит России.
Обычная скрытность Путина не позволяет однозначно сказать, готов ли он принять этот двойной вызов. Однако некоторые шаги: неожиданное назначение В. Черномырдина послом в Киев (западные газеты тут же окрестили российского тяжеловеса вице-королем Украины — по аналогии с вице-королем Индии времен Британской империи) и ретивая помощь Молдове в решении приднестровской проблемы — позволяют думать, что ВВП не собирается сидеть сложа руки.
Так видится ситуация из Москвы. А как смотрят на нее с другого полюса интеграционного поля — из Кишинева? Насколько серьезны намерения молдавских коммунистов? Какие препятствия и сложности поджидают на пути воссоединения? Да и возможно ли оно? Чтобы ответить на эти вопросы, я созвонился с пресс-службой президента Молдовы и сел на поезд “Москва — Кишинев”.