Слишком велик был контраст с происходившим накануне. 20-го, уже и 19 августа неприязненно-равнодушные прибалты вдруг сменили гнев на милость. Бытовые вопросы: как пройти, сколько стоит — заставлявшие русских туристов метаться от одного “не понимаю по-русски” к другому, — неожиданно оказались легко разрешимыми. Число понимающих и даже вполне сносно говорящих по-русски умножилось многократно! И — чудо из чудес! — ответы сопровождались улыбками, дружескими кивками, чуть ли не поклонами.
“Хорошо вам, русским!” — нараспев сказала пожилая цветочница-литовка, высунувшись из своего киоска, когда мы стояли на остановке в ожидании автобуса. В Прибалтике (да, наверное, и в других “национальных” республиках) значение ГКЧП поняли предельно ясно. И сегодня, когда молодые ребята спрашивают меня: что такое ГКЧП, я отвечаю: три дня, когда хорошо было русским.
А вечером 21-го в воздухе сгустилось ожидание русского погрома. Вновь взревели рупора — хриплые довоенные марши. Не разобрать чужеземных слов, только слитный, почти звериный вой летел впереди от столба к столбу с укрепленными на них громкоговорителями. А под ними по мостовой два контрастных ритма шагов: тяжелая хозяйская поступь полицаев, вылезших из трехдневного убежища, молодчиков военизированных отрядов и дробная побежка тех, кому отныне вечно быть гонимыми, “вторым сортом” — “мигрантов-оккупантов”, как клеймила их местная пресса, несчастных русских людей. В конце улицы, где скопилась толпа, уже начинался штурм здания КГБ и других союзных учреждений... До сих пор помню ужас в глазах продавщицы из газетного киоска — русской женщины средних лет (у нее мы накануне покупали литовские газеты) — она не могла бросить киоск и, добежав до дома, просочиться в подъезд, юркнуть в квартиру, прижаться спиной к спасительной двери.
...И снова музыка тех нестерпимо громких дней. Вокзал в Смоленске. Возвращение домой после бегства из Прибалтики. Но дом ли это? Над пустынным перроном зловещий траурный марш. Трансляция из Москвы — похороны “героев революции”. Погребальный пир победителей, требующий кровавых жертв — “консерваторов”, “коммуняк”, “государственников”. Русских патриотов. Первые ордера на арест, повестки с вызовом на допросы уже выписаны. Скоро они посыпятся как из рога “демократического” изобилия.
Разумеется, это л и ч н ы е впечатления. Объемную картину помогут восстановить беседы с участниками тех событий: маршалом Д. Т. Язовым (в 1991 году министром обороны СССР, ключевой фигурой ГКЧП) и депутатом Госдумы В. И. Алкснисом (в то время нардепом СССР, руководителем депутатской группы “Союз”).
ДМИТРИЙ ЯЗОВ: “ВРЕМЯ ДОКАЗАЛО НАШУ ПРАВОТУ”
Александр Казинцев: Дмитрий Тимофеевич! Признаюсь, перед беседой я не отрываясь перечитал Вашу книгу “Удары судьбы”. А ведь уже работал с ней в рукописи, когда готовил публикацию отдельных глав для “Нашего современника”. И все равно не может оставить равнодушным драматизм судьбы: фронтовик, воин, прошедший все ступени советской служебной лестницы от взводного до маршала, поднявшийся на вершину — ставший министром обороны, предводителем самой сильной армии в мире, и — заключенный, обвиняемый по страшной расстрельной статье: “Заговор с целью захвата власти”. Не служебная карьера — Судьба в античном значении слова. Оглядываясь на пережитое, чем гордитесь, за что краснеете, не жалеете ли, что все сложилось именно так?
Дмитрий ЯЗОВ: Как я понял, в центре Вашего вопроса — события, связанные с действиями ГКЧП. Ни мне, ни моим товарищам за это нечего стыдиться. Недавно в газете “Патриот” мы почти в полном составе — Янаев, Павлов, Варенников, Болдин, Стародубцев, Тизяков, Бакланов, Генералов и я — встретились с журналистами. В частности, мы напомнили о ситуации, сложившейся к середине августа 1991 года. На 20-е число было назначено подписание нового союзного договора, проект которого разрабатывался в Ново-Огареве. Из 15 республик о согласии подписать его объявили только 6. И то сам Горбачев говорил, что Россия колеблется. Значит, оставалось 5 среднеазиатских республик. Ясно было, что Прибалтийские республики не подпишут, Закавказские — не подпишут, Молдавия не подпишет. Кравчук объявил, что никакого подписания не будет. Это означало распад СССР.
Действия ГКЧП являлись последней попыткой спасти Советский Союз. Тем абсурднее было обвинение нас в “измене Родине”. В конце концов, даже ельцинские прокуроры поняли — в этом нас обвинить не удастся. Тогда сменили формулировку. Здесь-то и возник “заговор с целью захвата власти”. Всю его фальшь убедительно показал генерал Валентин Иванович Варенников. Во время суда он прямо спросил Горбачева: “Когда мы уезжали из Фороса 18 августа, Вы оставались президентом или нет?” Горбачев крутил-крутил и в конце концов: “Да, я считал, что остался президентом”. “Так, значит, мы не захватили у Вас власть?” — уточнил Валентин Иванович. “Не захватили...” — выдавил Горбачев.