В. А.: Помню, вставал в полшестого утра, чтобы занять очередь в газетный киоск, купить “Московские новости”... Но к 88-му году я начал понимать, что происходит что-то ненормальное. Все говорили: перестройка, ускорение! Но никто не мог объяснить, что это такое. В штабе Прибалтийского ВО перестроечный маразм дошел до того, что вывешивали списки офицеров, уже перестроившихся и еще не перестроившихся. Купил книгу Горбачева “Перестройка: новое мышление” — накинулся на нее: наконец-то узнаю, куда мы идем. Прочитал несколько страниц — трепотня, ничего конкретного.
Осенью 88-го года состоялся I Съезд Народного фронта Латвии. Была организована прямая трансляция. Тогда я увидел: попер пещерный национализм. И я понял, что за красивой маской демократии-перестройки скрывается обычный сепаратизм. Я разочаровался в демократах.
Впрочем, какие-то иллюзии еще сохранял. Когда происходили выборы народных депутатов СССР, я обнаружил, что в Латвии грубо нарушен закон о выборах. По закону все округа должны быть равными. А Народный фронт нарезал их очень хитро. В городах, где живут русские, сделали большие округа (Рубикс избирался в округе, где было 120 тысяч жителей), а в сельской местности, где сильны позиции Народного фронта, маленькие — около 20 тысяч. Получалось, что Рига — а это половина населения республики — давала 3 депутата СССР, а село — 20 депутатов. Я стал бороться за справедливость. Приехав в Москву, пошел — куда? — разумеется, в те издания, которые борются за демократию. В “Литературной газете” меня принял заместитель главного редактора. Показываю схемы, графики, он посмотрел и говорит: “Мы это печатать не будем”. — “Как? Это же вопиющее нарушение демократии!” — “Это нам невыгодно”. То же самое в “Московских новостях”. Я был потрясен. Демократические издания отказываются даже рассматривать случай попрания основного принципа демократии — права выбора! Думаю, пойду к партократам. Но и в “Правде” меня завернули...
А почему за демократами пошла интеллигенция? Интеллигенция нередко имеет антигосударственную направленность. Но на Западе как поступают? В Бельгии я говорил с крупным политиком. Он сказал: “Мы предоставляем возможность творческой интеллигенции высказывать любые идеи... В кафе, за кружкой пива. Но в политику с их бреднями не пускаем. Это ненормальные, их нельзя пускать в реальную политику”. К сожалению, в СССР на рубеже 90-х интеллигенция сумела прорваться в реальную политику и реализовала свои бредни. Академик Сахаров, к примеру, утверждал, что Верховные Советы республик должны иметь право вето на общесоюзные законы. Я понимаю, он великий ученый. Ну так пусть сидит в лаборатории, экспериментирует. Но не лезет в политику! Однако его заявления воспринимались на ура.
К сожалению, за эти 10 лет интеллигенция ничему не научилась. Да, она понимает, что ее обманули. Но отряхнуть ложные представления и принять хотя бы часть вины за произошедшее на себя не в состоянии. И до сих пор встречаются такие динозавры, которые как будто просидели 10 лет в вечной мерзлоте и сохранили настрой 91-го года. Это трагедия России, что наша интеллигенция, прежде всего творческая, утратила право быть маяком и вести за собой народ.
Уточню: инженерно-техническая интеллигенция в те годы продемонстрировала больший реализм. Основой оппозиции, которая у нас была еще два-три года назад, являлись именно ИТР. Ну и конечно, патриотическая часть творческой интеллигенции — но ведь это небольшая часть от общей массы.
А. К.: Не так давно я был в Латвии. Беседовал с русскоязычными литераторами, журналистами. Они жаловались, что лишены гражданских прав. Но разве на рубеже 90-х значительная часть из них не поддерживала Народные фронты, не участвовала в митингах и пресловутых “цепочках”, не агитировала в изданиях типа “Советской молодежи” (рижский аналог “Московского комсомольца”) за дистанцирование от “тоталитарного” Центра? Не является ли их нынешнее бесправие своего рода возмездием: не за грехи Империи — за неумение защитить, отстоять Империю?
В. А.: Мне было тяжело читать публикации “Советской молодежи”. Да, они были целиком на той стороне. Да, они были за независимую Латвию. Выражали определенное беспокойство по поводу того, что в Народном фронте имелось “несколько радикалов”, но считали, что это детская болезнь, они “вылечатся” и все единым строем шагают к независимой Латвии, к высотам мировой цивилизации. За что боролись, на то и напоролись! Сейчас многие стыдятся своей позиции в те годы. Я, например, не встречал депутатов, которые бы сказали с гордостью: мы голосовали за ратификацию Беловежских соглашений. В лучшем случае молчат. (К слову — в нынешней Госдуме я говорил коллегам, голосовавшим за Земельный кодекс: “Вы же через пять лет не посмеете признаться, что голосовали за него. Вы и сейчас понимаете, что поступили не по совести, и вам всегда будет стыдно. Но очередной мощнейший удар по России будет уже нанесен”.)