На вечерней заре в притворе...
“Застыл” и увидел славных русичей за минуту, может быть, до начала битвы:
На кольчужном их серебре
След зари блестел розоватый,
Копья, словно солнца лучи,
Были в их ладонях зажаты,
А у бедер остры мечи
И щиты у плечей покатых.
Лица юны, добры, строги,
И ни злобы в них, ни печали.
Будто их на пути враги
Смертью лютою не встречали.
Не очень часто, но все-таки случалось: Сергей делился своими раздумьями. Однажды, а было это, пожалуй, в конце пятидесятых годов, мы трое друзей-земляков — Орлов, тогда ленинградец, Дементьев — москвич и я — вологжанин — гуляли по Москве. Сергей завел речь о космосе, о спутнике, о полетах в космос первых “землян” — собачек Стрелки и Белки... “А знаете, — мечтательно сказал он, — у меня есть своя теория происхождения жизни на Земле... Точнее, не жизни, а разума, то есть человека. Хотите послушать?” Дементьев — с удивлением: “Но ведь существует теория Дарвина. Надеюсь, ты, великий теоретик (эти слова он произнес с заметной иронией), не опровергаешь ее?” — “В отношении Земли — опровергаю. А в отношении космоса... — Он не договорил. Сделал паузу, повторил: — Так хотите послушать?” — “Конечно!” — нетерпеливо ответили мы.
Я не смогу теперь передать рассказ поэта дословно — это было бы слишком смело с моей стороны, — передам своими словами лишь суть его. Итак, Сергей утверждал, что первой планетой нашей Солнечной системы, заселенной разумными существами, был Марс. На нем сотни миллионов лет назад кипела жизнь, цивилизация достигла такого расцвета, о каком мы, земляне, можем только догадываться. И самое главное: космос для марсиан не был уже загадкой, и они имели довольно полное представление о других планетах Солнечной системы, а уж о ближайшем своем соседе — планете Земля — самое обстоятельное. И когда ресурсы обжитой ими планеты пришли к концу, да и Солнце уже не грело, как прежде, они решили начать переселение на планету Земля, хотя на ней в то время было еще и жарковато (орбита Земли намного ближе к Солнцу), но адаптироваться к ее климату, считали они, все же можно. И вот космические корабли марсиан начали стартовать в направлении планеты Земля. Улетали не все — только самые сильные и здоровые. Старики и дети оставались “дома”. Умирать. Обживать новую планету марсианам было невероятно трудно. От поколения к поколению они все больше дичали, или, как выражается современная наука, деградировали. Через много-много поколений, опустившись до уровня каменного века, они начали наконец, движение по восходящей. Этому способствовало и изменение климата на Земле в лучшую сторону...
Захватывающе интересной показалась нам “теория” друга. Особенно поразила его догадка (предположение), что наши церкви и католические костелы и кирхи с точки зрения архитектуры не что иное, как смутная память человечества о космических кораблях, доставивших его предков на Землю. “Красивая теория”! — только и могли сказать мы. Ну, а Орлов — не был бы Орловым, если бы не попытался воплотить ее в поэтические строки...
...Летом 1958 года Сергей по командировке Союза писателей побывал в одной из стран Западной Европы. Вернувшись домой, как всегда, взялся за перо. Впечатлений было много, раздумья “одолевали”, просились в стихи. Именно тогда написалось стихотворение, о котором хочется сказать особо. Но прежде самые первые строки из него:
Мне этот город с кирхами, с костелами
Собой ракетодром напоминал.
Он странные рассказывал истории
И смутные догадки подтверждал.
Какие “догадки”? Да те самые, о коих он поведал нам с Дементьевым.
Не ласкова к марсианам была новая планета. Она кишела тварями, хищными зверями, угнетала жарким климатом. Поэт размышлял:
Чтоб жить на ней, родиться надо заново,
В крови и муках сгинь и вновь родись,
Все потеряй. Земля планета странная,
Все отобрав, оставит только жизнь.
Она в дугу здесь гнула их. Заставила
Одеться в шкуры, и в какой-то час,
Когда решила вдруг, что переплавила,
Она сама на милость их сдалась.
Все начали с азов владельцы разума,
Костер открыли, собрались в стада,
И все, что было им на ней отказано,
Бесстрашно возродили в час труда.