Гордый Севастополь в эти годы был под попечением Ф. Ф. Ушакова. Да не под наблюдением, а под началом и руководством, ибо Федор Федорович принял главное начальство над портом и народом.
Севастополь! Это город Ушакова. Он был освящен его усилиями, его трудами, его заботами, его именем. Над ним простирается его дух, и в стоянии против врагов закалена воля великого адмирала. Он не сдал бы его никакому врагу, он не уступил бы его никакой чужой воле. И это должно быть заветом для всех поколений моряков.
Под началом Федора Федоровича строились казармы, госпитали, возводились дома, его заботами прокладывались дороги, насаждались деревья, рылись колодцы, благоустраивались рынки, проводились водоводы.
Особым его попечением были церкви, совершение богослужений как на кораблях, так и на суше, в городе, в церкви любимого всеми моряками Святителя Николая “по морю плавающих управителю”. Церковь его он перестроил, расширил. А после русско-турецкой войны он еще больше предавался молитве, и по одному из свидетельств он, несмотря на все свои административные заботы, “каждый день слушал заутреню, обедню, вечерню и перед молитвами никогда не занимался рассматриванием дел военно-судных, а, произнося приговор, щадил мужа, отца семейства многочисленного, и был исполненный доброты необыкновенной”.
Христианские святыни, православные храмы, души родных ему моряков находились тогда на попечении заботника и ревнителя благочестия Федора Ушакова. Он уже тогда мог считаться для этого города, для южного форпоста России, святым подвижником, хранителем, созаботником. И поэтому и сегодня тянутся духовные нити из Севастополя к Санаксарскому монастырю, к мощам прославленного адмирала, воина-христианина.
Особую любовь проявлял адмирал к близким, сослуживцам, морякам: конечно, была требовательная армейская, флотская дисциплина, воинская иерархия, но для служителей морских он был “слуга царю, отец солдатам”, за которым они шли в огонь и воду в прямом и переносном смысле. Он был их наставником, соратником, вдохновителем. Он учил их, вместе с ними разделял трудности и невзгоды дальних походов, рутину ремонтных стоянок. Вместе с ними творил молитву и провожал, по морскому обычаю, вместе с корабельным священником в последний путь в глубины морские. Он заложил основы требовательного, высокого, христианского отношения к моряку, которое и преобладало у замечательных адмиралов и офицеров в нашем флоте.
Особую заслугу в деле православного служения имеет Ф. Ф. Ушаков при освобождении от воинствующего безбожного воинства французской Директории Семи островов Греческого архипелага в Ионическом море в 1798 — 1799 гг. Но дело не только в освобождении (ведь и Суворов освобождал итальянские районы Ломбардии, а те же ушаковские войска — южные области Италии), дело в с о- з д а н и и, впервые после зловещей 300-летней оттоманской оккупации, греческой п р а в о с л а в н о й р е с п у б л и к и, утверждении в ней справедливых порядков и защите там православных святынь.
Именно здесь Ушаков осуществил великую христианскую миссию спасения греческого народа, его православной сути.
Освобождая греческий остров за островом, он опирался на единоверных греков, направляя им собственные “пригласительные письма” и воззвание патриарха Григория V. Греки безгранично верили ему, создавая ополчения, помогая освободить острова, а он твердо держал свое слово, не давая развернуться ни мятежному разбою, ни реваншистскому насилию правящих нобилей, он был добр и отзывчив к населению, объявил амнистию, внимательно относился ко всем жалобам.
Приветствия, которыми обменивались моряки эскадры и местные жители освобожденных островов, поистине знаменательны: “Здравствуйте, православные!” И это было знаком единодушия и доверия друг к другу.
Как триумфатора, освободителя, защитника христианства встречали его жители островов. Ведь французы, пообещав свободу, равенство и братство, не предоставили этого жителям и проявили революционный вандализм и варварство в святых для греков местах, они насмехались над священниками, оскверняли храмы, располагая там казармы, хотели “вытряхнуть” из раки мощи святого Спиридона Тримифунтского, которому поклонялись во всем христианском мире.
Ф. Ушаков не только “вытряхнул” французских безбожников из церквей, но не дал и своим союзникам-туркам покушаться на собственность и драгоценности святынь. Сам же он бывал и молился в православных храмах. Так, на другой день после взятия крепости Корфу, он уже отслужил благодарственный молебен, а 27 марта, в первый день святой Пасхи, назначил большое торжество, пригласив духовенство сделать вынос мощей угодника Божиего Спиридона Тримифунтского. Народ собрался со всех деревень и ближайших островов. При выносе из церкви святых мощей расставлены были по обеим сторонам пути, по которому прошла процессия, русские войска. Гробницу поддерживал сам адмирал, его офицеры и первые чиновные архонты острова. Святые мощи обнесены были вокруг крепостных строений, и в это время отовсюду производилась ружейная и пушечная пальба; всю ночь народ ликовал.
Провожали Ушакова иоаниты со слезами, колокольным звоном, с наградами, на которых писали: “народы сии единогласно возглашают его отцом своим”. Они давали его имя своим детям и обещали не забыть его заслуг никогда.
На островах имелась “Золотая книга”, куда записывали деяния благородных нобилей. В “Золотую книгу” истории Греции должно быть записано и имя Федора Ушакова, ибо он освободил первую территорию Греции после падения Византии, он дал мир и согласие народу Республики Семи островов, заговорившей на греческом языке. Он защитил православие на этих христианских землях.
Особую возвышенную и духовную часть жизни прожил Федор Федорович в конце своего земного существования.
Он не случайно поселился вблизи Санаксарского монастыря, куда звала память и молитва его дяди старца Федора. Нет сомнения, что преподобный Федор в своих молитвах просил Божиего заступничества за своего боголюбивого, Отечеству преданного племянника. А тот, в свою очередь, вдохновлялся духовным подвигом дяди и молился за него. И это их молитвенное общение никогда не прерывалось. Они и легли рядом в могилы, чтобы быть вместе навеки. Оба они были воинами Христовыми и служили Господу на своих поприщах.
Моряк и монах — оба служили Господу и оба исполнили свой долг перед Отечеством.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
Ушедший в отставку, на пенсию, на покой человек больших постов, положений, званий почти всегда теряется. Только что ты был в центре событий, разговоров, внимания. Тебя сопровождали и окружали люди, соратники, друзья, доброжелатели, и вдруг — тишина, ехидство, безразличие. Как снова “ввинтить” себя в жизнь, как вызвать со дна жизненного колодца усыхающие силы, прочистить ходы для родников жизнелюбия, интереса, возродить любовь к людям, ведь столько жестокого, уродливого, коварного видано в них? Не всем дано пройти этот последний жизненный отрезок с достоинством и честью. У одних кутежи, измены, ущербность, падения молодости выпирают в старости физическими муками, дряхлостью, распадом чувств. У других наступает период всеотрицания, уничтожающего злословия, самосжигающего сарказма над всем, происходящим без их участия. Третьи не теряют свои положительные качества, а, наоборот, прирастают Верой и Молитвой. У таких, как Ушаков, не только продолжается все лучшее, но в них проявляется еще много невостребованного, а вернее, недоиспользованного раньше милосердия, добролюбия, сердечности.
Седой адмирал не выглядел властным командиром, не сверкал погонами и наградами, приходя в церковь, а приходил почти ежедневно, ставил свечи у икон. Он тихо и незаметно вставал в правом ряду в конце храма и предавался молитве. Если совершалась литургия, он следовал ее ходу, кланялся, повторял слова многих известных ему молитв и песнопений, затем подходил к кресту и так же тихо уходил после благословения настоятеля. Его часто просили остаться на скромную монастырскую трапезу. Он оставался, слушал жития святых, склонялся по окончании еды в молитве, повторяя: “... не лиши нас и небесного Твоего царствия...” И эта мысль о будущем царстве вечном уже не оставляла его во все дни пребывания в Алексеевке Темниковского уезда на Тамбовщине, в трех верстах от Санаксарского монастыря. Там построил он на холме свой дом, из которого созерцал и монастырь, плывущий, как и его “Святой Павел”, в море житейском.