Выбрать главу

*   *   *

О театре

 

Весь пафос Любимова и др. — “кукиш в кармане” парт чиновнику. Самое интересное, что этот парт чиновник был так туп, так глуп, что более всего на свете любил этот дерьмовый театр. Поистине, “русский дурак” — самый монументальный дурак на свете. Теперь весь этот театр, , ищет новую платформу, новую идею. Но он не способен ничего найти.

*   *   *

О Пастернаке:

 

пишет его падчерица Емельянова (“Наше наследие” № 1 1990 год).

В гробу сравнивает его вид с мертвым Блоком и мертвым Толстым (мания возвеличения, род салонной болезни...). Люди, съеденные тщеславием... Между тем знаменитый и разрекламированный роман — сильно уязвим по собственно литературной части59. Язык неточный , эклектичный, лишенный сочности, самобытности, общеинтеллигентный жаргон. Народные сцены попросту никуда не годятся. Военные сцены фальшивы насквозь, да и как их мог написать человек, не бывший под огнем, не “нюхавший пороха”, что называется...

Аля Ефрон, тоже как будто бы несчастная, судя по всему крепко связанная с Чекой. (Отец, возлюбленный Муля, устраивающий попавшей в беду любовнице “комфортабельную” ссылку.) Отношение дочери Цветаевой к такой же несчастной деревенской бабе, сосланной на холодный север, на край света, без всякой уже надежды выбраться оттуда, без знакомого Пастернака, который присылает по 1000 рублей. Я думаю, таких денег старуха и не видывала никогда. Как же называет эта молодая особа русскую старуху-крестьянку? “Кулачка”! Т. е. — преступница, потому что она — Русская60.

*   *   *

Русская поэзия и стихи на русском языке

 

Первая — выросла из самой народной почвы, из самой русской земли. Ее путь — от древних песен, былин, духовных стихов и т. д. (Пока этот вид народного поэтического искусства не изничтожился в частушке , в куплете под гитару; целый сонм Одесских куплетистов, песенных блатарей вроде Утесова, Бернеса, Высоцкого etc.)

 

 

 

 

Тетрадь 1989—1990 (II)

 

TV

 

Спектакль “Аарон и Моисей” Шенберга в день открытия в Израиле суда над Эйхманом. Весь цвет Парижского Еврейства. Дамы в драгоценностях. Театр оперы Западного Берлина (кажется?), дирижер Герман Шерхен. Впечатление, я бы сказал, изрядное, но тяжкое, густое, кровавое действо, половые акты на сцене, жертвоприношения, сливание крови из тел в сосуды и прочие иудейские прелести. После окончания спектакля в ушах стоял 12-звучный аккорд, долго не мог избавиться от него — несколько часов. Танцы — слабенькие, под воздействием “Весны Священной”, но более хилые.

Пока еще нам трудно понять друг друга. Россия , если ей еще суждено существовать, изжила “левизну”, которая ей обошлась очень и очень дорого. У французов есть еще и Шартрский собор, и церковь Троицы, и Мадлен, и святой Августин. У них еще все впереди! Вот когда на месте Нотр-Дам де Пари будет зловонная яма с подогретой (водой) жижей для небрезгливых купальщиков и купальщиц, тогда мы будем разговаривать, понимая друг друга.

*   *   *

Запись в Дневниках (или Записных книжках) Ал. Блока, сделанная во время мировой войны: “Придут немцы, установят порядок ...” Это конечно же — от отчаяния, от сознания безвыходности русской жизни, от ее хаоса, нелепости, несправедливости, которая казалась тогда “чудовищной”. (До подлинно чудовищного он не дожил, хотя и предчувствовал его.) Но сама мысль — любопытна. Тогда немцы многим еще казались воплощением порядка. Теперь же всё смешалось в кучу и лишь голова “Золотого Жида” торчит и возвышается над хаосом мировой жизни, измельчавшей до комариного бытия, до существо­вания “поденки”, до балагана парламентаризма, верховных советов, больших и малых курулданов , национальных собраний и пр., и пр.

А над всем этим царит “Золотой Жид” в алмазной короне с лицом Ирода.

*   *   *

Эпоха “Застоя”

 

Эпоха Брежневского консерватизма была не так уж плоха. Это была эпоха глубоких предчувствий. В ней вызревала большая национальная мысль, находившая себе сильное творческое выражение. Я имею в виду творчество Ф. Абрамова, В. Шукшина, плеяды поэтов: Н. Рубцова, А. Передреева, С. Куняева, А. Прасолова, Вл. Соколова, О. Чухонцева (еще кто?), Викт. Астафьева, В. Белова, Ю. Бондарева, Е. Носова, В. Крупина, В. Распутина, русскую критику: В. Кожи­нова, М. Лобанова, В. Гусева и др. Деятельность этих людей невозможно сбросить со счетов.

Я уже не говорю о Солженицыне, чьи первые же сочинения были подобны ударам в болевые точки Русской жизни: государственный деспотизм, разорение Русской деревни.