Сходя в тенистую долину, я ощутил на себе объятия благодати и торжественности того, что мы привычно называем природой. Каждый трепещущий листок, каждая травинка были созвучны моему вдохновенному воспарению души после изумившей меня вечери в Богородичном храме. Душа моя плескалась в этой благодати. Мириады невидимых существ несли ее все выше и выше, туда, в купол света и радости.
Когда-то здесь преподобный Тихон Задонский построил свой скит, освятив это место своим пребыванием, своей сущностью святой и чудотворной. Утешитель человеков, здесь он утирал слезу страждущему, здесь он поил иссохшие от жизненных невзгод сердца из своего источника добра и милосердия. И я теперь чувствовал своей заскорузлой в безверии душой его прохладную отеческую ладонь.
Дорога оказалась перекрытой. К знаменитому источнику и купели прокладывали асфальтовое полотно, утюжа его дорожными катками. Мы остановились, окруженные вдруг странными людьми. Пожилые и совсем юные, они махали руками, что-то говорили на своем детском наречии, смотрели на нас невинными глазами, восторженными и печальными, беспечными и озабоченными. Одного не было в их взгляде — угрюмости и ожесточенности. Они лепетали, как вот эти листочки на раскидистом дереве. В их лепете слышалось предупреждение, что дальше машины — гу-гу-гу!, что дальше дорога перекрыта и — руки, руки, руки, протянутые с детской непосредственностью в ожидании подарка, гостинца от приезжего родственника.
Выяснилось, что рядом располагался интернат для душевнобольных людей, безнадежных для общества. Но это как сказать! Пушкин в “Борисе Годунове”, помните: “Подайте юродивому копеечку!”. Недаром говорили в старину русские, что на убогих да дураках мир держится. Они взяли на себя страдания остального, здорового и довольного жизнью, человечества, чтобы я или ты могли наслаждаться литературой, музыкой, искусством, любовью, наконец. Вдыхать аромат цветов и любоваться красками заката. Как сказал один из великих русских поэтов: “Счастлив тем, что целовал я женщин, мял цветы, валялся на траве…”
Я не знаю, случайно или нет выбрано место для дома скорби, но символично то, что именно здесь, под сенью святителя Тихона Задонского, под его неусыпным покровительством в этом животворном уголке России нашли приют убогие и страждущие, нищие духом вечные дети земли.
Протянутая рука по-детски требовательная, и я в эту руку, пошарив по закоулкам карманов, высыпал незначительную мелочь, символичные деньги, осознав со стыдом и смущением, что это все, что у меня нашлось.
В дыму и гари от кашляющей и чихающей техники, от грейдеров, самосвалов, бульдозеров, следуя за всезнающими попутчиками, бочком, бочком, забирая влево от грохота и скрежета железа, асфальтного жирного чада, я оказался, как у Господа в горсти — в зеленой ложбине, под заросшей вековыми деревьями горой, из сердца которой бьет и бьет неиссякаемый ключ. Почему-то всплывают в памяти слова Иисуса из Евангелия от Иоанна: “…кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек: но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную”. Так говорил Спаситель из Назарета.
Из сердца горы истекает Святой ключ. Вода в ключе настолько холодна, что, опустив в нее руку, тут же выдергиваешь ее от нестерпимой ломоты в пальцах. Отфильтрованная многометровой толщей песка и камня, вобравшая в себя живительные соки земли, она чиста и прозрачна. Целебные свойства источника известны давно, сюда приходят и приезжают с бутылями и флягами, чтобы потом по глоточкам потчевать своих близких чудесной влагой Задонского источника, который в долгие часы одиночества наговаривал святителю Тихону вечные тайны жизни и смерти.
Вера в чудотворную силу этой воды заставила и меня зачерпнуть пригоршню, припасть губами и медленно, прижимая язык к небу, цедить эту сладчайшую на свете влагу.
После жаркого дня ледяная вода источника действительно вливает в каждую клеточку твоего тела силу и бодрость. Вон пьет ее большими глотками разгоряченный тяжелой физической работой дорожный рабочий в оранжевой безрукавке. Вода скатывается по его широким ладоням, по синеватым набухшим жилам, скатывается на поросшую густым, с проседью, волосом грудь и застревает там, капельки путаются в волосах и светятся холодными виноградинками в пыльной и мятой поросли.
Рядом, напротив источника, как таежная банька, в которой однажды в далекой Сибири выгоняла из меня опасную хворь старая кержачка, срублена небольшая купальня, где переминалась с ноги на ногу очередь желающих омыть свое тело живительной ключевой водой.