4 июля 1941 года весь крупный скот совхоза (а это был скот ценных элитных пород, и его было немало) был разделен на гурты по 40 голов, и — с пастухами, скотниками, доярками, с их семьями, во главе с зоотехником — все двинулись на восток, во временную эвакуацию в соседнюю Винницкую область. Вместе с ними эвакуировались семьи специалистов совхоза, учителя. Для каждой семьи выделялась подвода, которая грузилась фуражом, сверху садились дети и старики. Взрослые и старшие дети шли пешком. С собой взяли перемену одежды и еду на три-пять дней. Уходили на три-четыре недели, а ушли навсегда, потеряв все свое.
Обоз вышел утром, пройдя к обеду двадцать пять километров; миновали аэродром, летчики которого торопили их, ожидая воздушного налета. Остановились за лесом на лугу подоить коров, отдохнуть. Вскоре услышали звуки воздушного боя, который приближался к ним. Спешно стали собирать животных, чтобы угнать подальше, но не успели. Налетели два немецких истребителя, стали их расстреливать из пулеметов, но быстро улетели. Оправившись от страха, люди снова стали собирать обоз.
Через несколько дней прибыли в пункт назначения — Бородецкий сахкомбинат Винницкой области. Там уже все было пусто — скот и люди ушли на восток. Оставшийся скотник сообщил им, что Новоселица занята немцами. Переночевав в пустых помещениях, пошли на Полтаву, где было управление всех сахсвеклокомбинатов Украины. Часть людей все же вернулась обратно, к домам.
По проселочным дорогам, под проливными дождями, в постоянном страхе перед немецким десантом и авианалетом, ночуя под телегами на грязной и мокрой земле, в потоке беженцев семья двигалась на восток. Захромавших животных оставляли селянам в попутных селах... В этих условиях дети или не болели, или выздоравливали без лекарств, или умирали.
После того, как был пройден путь почти в 700 километров, руководитель эвакуации — зоотехник совхоза — принял решение: попытаться достать вагоны и вывезти скот железной дорогой, а оставшимся с ним нескольким семьям специалистов — продолжать путь самостоятельно. Как позже выяснилось, ему удалось погрузить все стадо в вагоны и вывезти в Алма-Ату, в Казахстан, откуда остатки этого стада после войны моя свекровь, Телесницкая Людмила Константиновна, вернула в свой совхоз, где она работала зоотехником.
После переправы через Днепр отрыв от немецкой армии составлял целых два дня, и было уже не так страшно — все же Днепр был кое-какой преградой, да и привыкли. Моя свекровь, которой тогда было двадцать восемь лет и на руках ее были трое детей, старушка и беременная сестра на сносях, оказалась во главе небольшого отряда односельчан. Их село было давно занято немцами, о муже, оставшемся организовывать эвакуацию скота в районе, известий не было, впереди была полная неизвестность. В такой обстановке она решила отправить сестру с ее сыном к родственникам в Харьков поездом. Женщины встали на железнодорожную насыпь на подъеме, где поезда замедляют ход. Под проливным дождем и громко плача они просили солдат-артиллеристов следовавшего на Харьков эшелона взять с собой беременную женщину с сыном. Солдаты втянули их на платформу. Это было утром, а вечером в Полтаве у нее начались роды. Солдаты высадили женщину на вокзале, а ее сын Глеб поехал в Харьков. Ночью в бомбоубежище полтавского вокзала тетя Надя родила дочку Галю. На следующий день работники Красного Креста посадили мать с новорожденной в воинский эшелон, шедший на Харьков. С харьковского вокзала обессилевшая мать с выпадающей из рук дочкой целый день шла пешком и все же добралась до родственников. Вечером у нее поднялась температура, началась родильная горячка. Проболев десять дней, с помощью того же Красного Креста она с детьми уехала в город Казанлык в Казахстане.
Отправив сестру с сыном, свекровь дошла до полтавского сахсвеклотреста, сдала под расписку гужевой транспорт 1 августа 1941 года. Начались поиски транспорта, чтобы уехать как можно дальше на восток. Сначала нашли вагон для перевозки кроликов, но из него их выгнали. Тогда они обнаружили бракованный вагон из-под угля, обмели стены, вымыли пол и потребовали у начальника станции прицепить его к поезду. Но начальник это сделать отказался, ссылаясь на неисправность вагона, из-за которой они могут погибнуть в пути. Они сказали, что им все равно, где погибать, если не уедут, и начальник станции прицепил их к эшелону с эвакуирующимся заводом. На пути вагон сильно раскачивался, казалось, того и гляди — сойдет с рельсов, но все же ехал. Так прошло несколько дней. Однажды ночью вагон отцепился и остался на путях. К счастью, до станции было недалеко, свекровь пошла на станцию за помощью. Оттуда послали паровоз и увезли вагон с перегона. Его вскоре прицепили к поезду, идущему до Куйбышева. В дороге они питались тем, что местные жители приносили к поездам с беженцами. В основном это была вареная “в мундирах” картошка, огурцы, хлеб, детям наливали стакан молока. Местные люди понимали, что у беженцев денег нет, еды тоже нет, и помогали чем могли.