— Мить, а придумай еще что-нибудь, а? Ну, “изобретатель”, давай!
Апрель 2000
ПО ПАМЯТИ
Сашок въезжал в село, открыто сидя на броне БРДМ с пулеметом в руках. Он как бы показывал чеченцам, что не боится снайперской пули. Голубой берет, заломленный набекрень донельзя круто, выдавал в нем принадлежность к “десантуре”. С десантниками боевики предпочитали не связываться, а если и вступали в бой, то лишь в крайнем случае, когда не могли этого избежать. “Десантура” — не “мабута”, она доводила все свои дела до логического конца.
Жарким апрельским днем 2000 года Сашкин батальон без какой-либо опаски вкатывался в узкие улочки маленького горного села под Ведено. Места были бандитские, вотчина Шамиля Басаева. Но в селе были проведены уже три зачистки, и вряд ли какой сумасшедший боевик решился бы остаться там сейчас.
Сашкина БРДМка остановилась напротив красивого дома из красного ингушского кирпича. Сашок прищурился, спрыгнул с брони на землю, подошел к дому. Дом был сделан фундаментально, по всей видимости, не более пяти лет назад. Сашок вспомнил, что говорил ему командир полка. “Все свежевыстроенные дома из красного кирпича — дома богатых полевых командиров и ваххабитов-связников. Честному чеченцу что-либо путное построить в эти годы было нельзя. Так что знай, выстроены они руками наших рабов на грязные деньги, полученные за заложников. Не жалей такую архитектуру”.
Сашок еще более прищурился, он осматривал двухэтажный дом со всех сторон.
— О, и колонка водонапорная напротив, твою мать!
Сашок все более волновался. Пару раз ударил прикладом пулемета о землю.
— Сашок, подсоби! — крикнул ему Василий, водитель БРДМки. Он прикручивал проволокой разболтавшееся бревно к корпусу машины. Сашок быстро помог и снова пошел в сторону дома.
Видя такое пристальное внимание десантника к окнам строения, из ворот вышел старик и злобно уставился на парня.
— Чего надо?
— А ничего, дед. Сын-то боевик, небось?
— Нэт, не боевик...
— Все вы не боевики... знаем... проверяли... Село-то как называется?
Старик ответил.
Сашок сразу отошел к машине и, казалось, потерял интерес к дому.
Мимо прошел лейтенант, бросил: “Отдыхаем полчаса и уходим выше в горы”.
Сашок снова разволновался. Он уставился на дом, вышел на перекресток, отмерил несколько шагов от забора, стал на колени. Рукой зачерпнул землю, это была сплошная дорожная пыль. Неожиданно положил ее в карман штанов.
Рядом в пятидесяти метрах, лязгая гусеницами, остановился танк “восьмидесятка”. Сашок, прочитав на броне номер — 77, подошел к машине. Из люка наводчика вылез чумазый паренек с васильковыми глазами. Приветственно кивнул Сашку.
— Здорово, корешок мытищенский!
— Здорово, Миша! А пострелять дашь? — лицо Сашка стало лукавым. — За пачку сигарет.
— А запросто, Сашок! Здесь куда ни выстрели, в боевика попадешь... — танкист взял сигареты. Одну закурил. Сашок курить отказался.
— Что-то у меня тормоза немного барахлят, в горы лезем, не дай Бог чего, вниз поеду...
Михаил вылез из танка и пошел вперед, к головным машинам, что-то выяснять насчет своих тормозов. Сашок подождал, пока его друг отойдет за БРДМку, и быстро запрыгнул в танковый люк. Десантник, уже наполовину скрывшись в люке, как-то странно взглянул на старика, все еще стоявшего у дверей дома. Видимо, было что-то во взгляде Сашка особенное, пронзительно понятное, так как чеченец быстрыми шагами с палочкой в руках проворно побежал от дома.
Взревели двигатели, танк повернул башню прямо на дом. Прогремел выстрел, покрывший все и всех красной кирпичной пылью и шлейфом порохового дыма. Пыль стала оседать, когда бегущий к танку Мишка увидел, что у дома уже нет второго этажа.
— Стой, твою мать! Сашок, обалдел, что ли? Шуток не понимаешь?