Смотрите ж: все стоит она!
А вкруг ее волненья пали —
И Польши участь решена...
Победа! Сердцу сладкий час!
Россия! Встань и возвышайся!
Греми, восторгов общий глас!
Но тише, тише раздавайся
Вокруг одра, где он лежит,
Могучий мститель злых обид...
Перед нами хранительный для Отечества сонм героев, где надо всеми возвышается великая тень Суворова, и, не правда ли, все стихотворение-то о другом, нежели пытаются внушить нам нынешние психотерапевты от политики. Оно — о вековом выстаивании России против западного Drang nach Osten, в котором Польше всегда отводилась роль “бегущей впереди паровоза”. Так какое же отношение все это имеет к нынешней России, чьей официально объявленной и разделяемой, не будем скрывать этого от себя, миллионами сограждан целью является всего лишь “вхождение в Европу”? Ясно, что суворовская, как и пушкинская великодержавность тому лишь помехой, “ссорит нас с Европой”, словно трепетная лань, страшащейся имперской тени на Востоке. И вот, чтобы успокоить бедняжку, создается особый жанр отмечания юбилейных дат, в рамках которого умудряются с ловкостью канатоходца обойти самую суть памятных событий и смысл деятельности юбиляров. Благо, разорванное в клочья историческое сознание современных россиян позволяет конструировать из его фрагментов самые экстравагантные коллажи. Именно так и произошло с юбилеем суворовского перехода через Альпы. В восприятии нынешней России это событие предстает каким-то игрушечным, далеким, чем-то вроде размытого в дымке времени опыта “строительства общеевропейского дома” и “вхождения в цивилизованное сообщество”. Никто уже не помнит, что в Альпы русскую армию загнало коварство австрийцев, напуганных грандиозностью итальянских побед Суворова и буквально строивших планы ее там погибели, и что коварство это вызвало глубокое негодование императора Павла I.
Неважно, все неважно — да здравствует Суворов, так помогший европейской стране Швейцарии! Швейцария о нем помнит, и — безо всякой иронии — спасибо ей за такую память: в Европе, столько раз спасенной жертвой русского солдата, она, увы, скорее исключение, чем правило. Но только какое отношение альпийский поход Суворова имеет к Российской Федерации? Ведь вся итальянская кампания Суворова, частью которой был переход через Альпы, соотносилась со стремлением Российской Империи в надвигающейся буре событий, которым предстояло изменить карту Европы, защитить свои позиции и не позволить задвинуть себя на второстепенные и третьестепенные роли, а то просто превратить в статистку на сцене всемирного исторического театра.
История Европы не будет вершиться без России — таков был дух Империи, и потому переход Суворова через Альпы был для нее такой же естественной необходимостью, что и взятие Измаила, что основание Севастополя и Тирасполя. Но ведь именно от этого наследия отказалась Российская Федерация, и трагический юбилей начала Великой Отечественной она встретила усеченной, почти утратившей связь с той страной, что 22 июня 1941 года приняла первый удар тяжелейшей в ее истории войны. До распада СССР мы знали, что война эта завершилась величайшей в ее истории Победой, но не то сегодня. Десятилетие, протекшее со времени “срубания дуба в Беловежской Пуще”, словно изменило все освещение исторического пейзажа — и что скажут теперь молодому россиянину слова когда-то каждому человеку сжимавшей сердце песни:
Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война...
Речь-то об иностранной столице, как за границей и Севастополь; и это уже не свое, кровное, неизреченное, не та “смертная связь”, которую когда-то Марина Цветаева определила как самую сокровенную суть чувства родины. А потому, хотя умом мы знаем, что Победа была, сердцем знаем и другое, в горьких строках высказанное недавно скончавшейся Татьяной Глушковой:
Мы проиграли, проиграли
Тебя, Священная война!
Будем честны перед собой: цельной, преемственной общенациональной памяти, непосредственного переживания непрерывности истории в России больше нет, как нет его и на пространстве бывшего СССР. Но оно еще хранится в сознании отдельных людей, а также в иных точках на этом пространстве, которые предстают настоящими голограммами едва ли не всей общероссийской истории. И теперь уже не в Москве воспринимаешь ее целостный образ, а, например, на Братском кладбище в Севастополе, где в Вербное воскресенье тихо и незаметно кладут нарциссы и освященные вербы на уже едва ли не забытые Россией могилы 150-летней и 60-летней давности.