Быть может, непреодолимость днестровского рубежа почувствовал и римский император Траян, при котором, как считалось до сих пор, были воздвигнуты знаменитые “лимы” — валы, насыпанные для защиты “цивилизованного мира” от простирающегося на восток “мира варваров”. “Траянов вал”, как пишет французский историк Ле Гофф, долгое время было даже принято именовать “Великой китайской стеной западного мира”. Правда, раскопки, проведенные недавно в Приднестровье, пошатнули привычное представление и позволили выдвинуть гипотезу, согласно которой лимы были воздвигнуты не римлянами для защиты от скифов и протославян, а наоборот — последними для защиты от римлян. Но, в конечном счете, это не меняет главного: того, что здесь пролег рубеж цивилизаций, и за этот рубеж Запад мог прорываться лишь спорадически, всякий раз бывая отброшен.
В XI—XII вв. и территория, именуемая ныне Приднестровьем, и Бессарабия входили в состав Древнерусского государства; затем Приднестровье было разорено прохождением батыевых орд, а затем, после разгрома татарского войска в битве на Синих водах русско-литовским князем Ольгердом и пребывания в Великом княжестве Литовском, Приднестровье на несколько веков оказалось на стыке Польши и Крымского ханства. Частично его земли вошли в состав Речи Посполитой, а частично образовали так называемое Дикое поле — территорию без общепризнанного суверена и с пестрым по этническому составу, хотя и довольно редким населением. О характере последнего дает некоторое представление молдавский историк и писатель XIX века Богдан Хашдеу. Последний так говорит об этом феномене, которому в некоторых чертах суждено было повториться на излете II тысячелетия: “За Днестром, на границе Польши с татарским ханством, была создана маленькая республика из беглых людей, девизом которых стало уничтожение врагов христианства. Вскоре они прославились своей неустрашимостью и стали называться казаками...”
Хашдеу говорит также о “рыцарской республике”, и крошечная рыцарская — или, если угодно, казацкая — приднестровская республика играла своеобразную роль хранителя этой земли вплоть до часа, когда сюда вернется Русь, теперь уже в образе Российской Империи. И она вернулась: по Ясскому миру, заключенному в декабре 1791 года между Турцией и Россией, земли, лежащие между Южным Бугом и Днестром, отошли в полное владение последней. По духу и букве договора — навечно, оказалось — ровно на 200 лет, но вина в том не приднестровцев. Казаки Дикого поля с готовностью влились в состав созданного Потемкиным Черноморского казачьего войска, что отражало естественную связь закрепления России на этих землях с ее продвижением к Черному морю. В Манифесте Екатерины II подчеркивалось, что вновь приобретенные земли обещали “приметные выгоды и преимущества в коммерческой системе на Черном море”. Но торговые суда нуждаются в защите военных, а эффективной коммерции не бывает без опоры на эффективную оборону (это только современная РФ попыталась — безуспешно — действовать наоборот); а потому, напоминает один из приднестровских историков, “с целью укрепления новой границы намечено было построить три крепости: Хаджидерскую (Овидиопольскую), Хаджибейскую (Одесскую), Срединную (Тираспольскую)...”
Место для последней выбирал и руководил фортификационными работами А. В. Суворов, специально для этого вызванный из Финляндии, где также занимался закладкой крепостей. Он и считается основателем города, смысловым центром которого его памятник (и его память) остается доныне. И немало правды заключено в не лишенных горечи словах директора Государственного мемориального музея А. В. Суворова, сказанных им на проходившей в мае 2000 г. в Петербурге научной конференции “Суворов. История и современность”: “В мире есть две страны: Швейцария и ПМР, где хранят память о А. В. Суворове”.
Однако в Приднестровье это не просто память: это скорее все еще ощутимая, все еще живая вибрация тех могучих энергий, напряжением которых было удержано для создания иного мира, иной цивилизации громадное, уходящее на восток пространство — удержано в те баснословно далекие дни, когда на аренах празднующего триумф Рима на протяжении почти полугода как гладиаторы сражались тысячи плененных гето-даков. И сколько раз ни рушилось русское государство, территория эта — в отличие от Бессарабии — никогда не порывала с ним своих связей, предпочитая автономное бытие никем не признанной, но свободной земли включению в чуждый ей мир, эмблемой своей имеющий образ Капитолийской волчицы. Удержалась она в искони родственном ей мире и в годы Гражданской войны, когда на правом берегу Днестра — в Бессарабии — 2 декабря 1917 года была провозглашена Молдавская республика, объявившая о своем условном присоединении к Румынии. Однако последняя не просуществовала и года, была оккупирована румынскими войсками, и в ноябре 1918 года ее руководящий орган “Сфатул цэрий” (“Совет края”) буквально под дулами румынских пулеметов проголосовал за безусловное присоединение к Румынии.