И пусть трепещут деникинцы, красновцы, колчаковцы, притеснители и палачи авангарда социализма — доблестного еврейского народа. Им не поможет угодничество перед трудящимися массами и еврейские слезы выйдут из них кровавым потом.
М. Коган”.
Что изменилось с того 1919 года? Можно меня сколько угодно обзывать антисемитом, хотя и сам термин фальшив, и я вроде не человеконенавистник, как обругала меня одна дамочка из “Москоу-ньюс”, выходившей тогда всего на шести языках.
“Я тебя всё равно убью!” — грозил мне в письме один анонимщик. Это было в то время, когда стены дома на Цветном бульваре (редакция “Нашего современника”) испещрялись нецензурными граффити.
После публикации своей “хроники” я получил несколько тысяч совсем иных писем. Мне жаловались как литератору и как депутату. Один читатель писал, что землю в городах называют не иначе как грязью. С этим читателем нельзя было не согласиться. Я ответил ему, что земля на Крылатских Xoлмax* всё ещё зелёная, всё ещё прекрасна и под стать своему названию. У источника многолюдные очереди за чистой родниковой водой, православный храм поднимается из руин. Снаружи он всё ещё в усечённом виде, но внутри постоянно идут службы...
Крылатские Холмы и вкривь и вкось опоясаны тропами. Изрыты Холмы и утыканы каким-то железом. Но земля ещё сопротивляется натиску бетона и кирпича. Как не хочется ей впадать в летаргический сон, уходить под каменный панцирь, укрываясь серым асфальтовым саваном! Земля поверх асфальта мертва навсегда, она становится не землёю, а грязью...
Женщина с Украины: “Живу одна. Зять женился и ушёл к новой жене, а внук тоже женился, на мой взгляд очень плохо. Его жена старше Алексея на 9—10 лет, имеет троих детей, старший её сын уже в армии, младшая девочка в первом классе. Я от этого горя ещё больше тоскую и мучуся. А как Ваше здоровье? С глубоким уважением к Вам и приветом Ваша случайная знакомая, которая не даёт Вам покоя своими письмами и своим горем. Будьте здоровы. Счастливы ли Вы своими детками? С уважением к Вам... 4 декабря”. Всё письмо написано дрожащей старческой рукой. Вот конец этого письма на украинской мове:
“Я бачив, як вiтер берёзу зломив,
Кориння порушив, riлля покрутiв,
А листя не в"яло свiже було
Аж поки за гору вже сонце зайшло.
Я бачив, як серну пiдстрелил стрiлець,
Звалилася бiдна, прийшов iй кiнець,
Боротися з смертью було iй не в мiч,
Одначе боролась поки зайшла нiч.
Я бачив метелик поронений млiв,
Крыльце перебите на сонечку гpiв.
Ще трошки пожити на думцi було,
I може пожив би, так сонце зайшло.
Пришли на память слова старинной песни, которую я пела лет 70 тому назад. 5 лет как умерла моя дочка Тамара. По специальности врач-педиатр. Она была умница и красавица. Её любили и уважали люди. Все дни приходили ко мне её подруги. И хорошие знакомые с Киева и Полтавы приезжали. А её нет и нет. Эти дни живу в большом горе и печали, потому вдруг и выплыли в памяти слова старинной песни. Знаю, что Вы очень заняты, а я лезу к Вам со своим письмом, со своим горем”.
Процитирую ещё два письма из тех тысяч, что прислали мне как литератору и публицисту:
“Царское Село. 27.2.94 г.
Дорогой и замечательный писатель Василий Иванович! Знаете ли Вы, что о Вас с акцентом идёт речь в книге Ф. Чуева “Сто сорок бесед с В. Молотовым” (M. Teppa, 1991). Это в связи с письмом Фрумкина в Политбюро. Пафос книги — в ней более 600 страниц — гимн Сталину и сталинщине. Мой приятель учитель, прочитав эту книжицу, сказал: “Это реставрация нимба вокруг чела “отца всех-всех народов” и реабилитация геноцида, массового убиения крестьян Руси”. Книга — оправдание 70-летнего эксперимента над сельской страной. И пусть запоздалая, но романтизация кремлёвских Супер-Гениев... На днях я прочитал Ваш очерк в “Лит. России” о годе “великого перелома”. О тличная мужественная публикация! Спасибо Вам *. Может быть, упомянутая книга Вам поможет: как Антитеза, как “наоборот”, — коль творите свою книгу о коллективизации и гангстерском раскулачивании... Помоги Вам Бог! (Очень личное: меня исключили из комсомола в начале 1930 г., т.к. я отказался участвовать в раскулачивании.) Похоже, что Ф. Чуев запутался в трёх соснах!!!
С глубоким уважением Дмитраков Иван Прокофьевич, ветеран войны и труда, доцент, мне 83-й год.
Будете в наших местах, прошу ко мне. Конечно, сможете у меня переночевать. С Витебского вокзала электричкой 20 минут ехать. Мой дом. тел. ..., питерский. Милости просим. И. Д.”
“Уважаемый В. И. Белов!
Я вам уже писала и вы мне ответили. Теперь я прочла два первых тома из вашего собрания сочинений от 1991 г. Вы знаете, все произведения одинаково замечательные и воспитательные. Их бы в школе проходить, во многих красной нитью проходит: русские после 1917 г. сами друг друга сажали, предавали, конвоировали, охраняли, расстреливали. Но всё это от того, что после 1917 г. народ никто не воспитывал в целом. Вот на ваших-то произведениях и воспитывать бы детей. Да найдутся ли учителя?
Уважаемый Василий Иванович! Почаще пишите воспитательные статьи для взрослых, совсем редко статьи ваши печатают. Очень сильно наш народ надо воспитывать.
Для вашей писательской деятельности я хочу вам написать примеры из нынешней жизни. Насчёт себя хочу сказать: все мои деды — крестьяне курганские и алтайские. В 1930 г. все мои родственники были репрессированы: крепкие мужики расстреляны, все остальные сосланы на север. Все их братья, сестры, родители. Одна только бабушка с моей 2-летней мамой убежала куда глаза глядят. Вся родословная у меня из квадратиков синих (сосланы) и красных (расстреляны). А вообще докопала я документально до 1850 г.
Что интересно, пять лет назад я часто коллег, знакомых расспрашивала — где их предки в 1930-м были. Почти у всех в роду ссыльные. Это настолько массово было. Просто многие не интересуются предками. А если копнуть — страшная картина.
Теперь о современных событиях. Недавно в наш цех пришли три юных хулигана 18—20 лет и стали бить вахтовых рабочих, которых было человек 19 здоровых мужиков. Часть мужиков-вахтовиков спряталась в баню. Часть вахтовиков оказалась с синяками. Потом эти юнцы побили стёкла в четырёх автомашинах, в общем, миллионные убытки. Спрашиваю вахтовика-рабочего — почему вы их не выкинули из цеха? Ответ: “Они нас потом по одному в торф закопают, они нас в тюрьму посадят, они мафия, у них папа в мэрии работает”. Я говорю: “А если американцы придут — что делать будешь?” Вахтовик говорит: “Это другое дело”. Но уж видно, что при американцах такие люди от страха сами начнут вешаться. Вот наши мужики — задебилизованные телевизором.
Другой пример. У нас будет собрание акционеров, сказали — зал будет маленький, отдайте свои голоса четырём человекам от каждого предприятия, напишите доверенность. Все 35 тысяч человек не задумываясь пишут доверенности начальникам предприятий. Основной вопрос собрания — утверждение директором 35-тысячного коллектива русских, татар, башкир, хохлов бывшего гражданина Молдавии Вайнштока Семёна Михайловича. И все 35 тысяч как кролики под взглядом удава. И не думают, что после утверждения этот человек-иностранец безжалостно выкинет 1/2 коллектива. Все думают — вдруг не меня! А что тут думать, когда уже почти всех дам переводят на 6 часов работы в день с 1.04.94. С другой стороны, ты ж копни свою родословную — где твои предки кости сложили, по чьей милости? Не могу! Эти дебилы своими рученьками себе на голову сажают сами не знают кого! Скажите — это народ? Это русский народ?
Ещё. Членам профсоюза отпуск больше, чем не членам. И вот за эти несколько дней народ идёт в зависимый профсоюз. А был тут два года назад независимый профсоюз, но его лидеру отрезали ухо, избили и выжили из города. Это за одну забастовку. Почерк чувствуете? Большевистский.
Ещё. Выборы в местные, областные думы 6.03.94. Объявили, что всем, кто придёт, дадут бесплатно лотерею. Народ повалил. Читаю потом таблицу: в розыгрыше в основном шампунь, колготки. Человек, получающий 500, 800 тыс. руб., ради колготок идёт на выборы. Выборы состоялись! Главное, массовость была, а уж итоги какие надо нарисуют.
Вы подумаете — я брюзжу? Нет, я трясусь от страха, я слишком много знаю и анализирую историю, которая всегда повторяется. Я видела фашизм в лицо в сентябре 1993 г.