Вячеслав Богданов быстро шел к своему призванию, зорким глазом оценивая пространство, которое он был обязан “обжить” вдохновением и словом:
Горела степь багряным цветом
И наплывал закатный мрак.
Стекали травы в буерак,
Перепела рыдали где-то.
Посмотрите, какая осторожная тревога художника выразилась в строфе!.. Он словно бы готовит себя, душу и сердце к чему-то сильному и большому. Имя этому — природа, дарование, совесть... Главное в поэте — чуткость к музыке жизни, к ветру Родины.
Камыш и тот, заслушавшись, притих.
Звала меня таинственная сила.
Но песня глуше,
Глуше каждый миг,
Все дальше уходила.
Вячеслав Богданов все больше и больше “прирастал” к синеве и раздолью не только потому, что он пришел на завод из деревни, но и потому (даже вероятнее всего, потому), что, рано познав железный труд, железный огонь, железное дыхание мартенов и домен, не мог не припасть на колени перед бессмертным бегом грозы, перед блеском и шумом моря.
Все, что создал человек гуманного на земле, — все на благо земли, а не на ее разрушение. И железо добыл человек — на благо жизни!
Я свой путь продумываю снова.
Как весенний улей — голова...
Все ошибки переплавлю в слово
На огне кровей и торжества!
Такое не скажешь походя. Такое надо сначала завоевать длинными годами, протекшими по огненным желобам домен и мартенов... На труде замешана человеческая воля, на труде восходит и талант человека. Вячеслав Богданов был очень трудолюбив. Прекрасный слесарь. Настоящий, без бахвальства и “чумазости”, рабочий. Ныне — рано ушедший русский поэт...
На Урал он приехал из черноземной Тамбовщины. Худой, тихий, совестливый. Отец его погиб на фронте. Мать — день и ночь на колхозной работе. Встретились мы с ним на пороге школы ФЗО № 5 в 1953 году в Челябинске. Сразу подружились, похожие друг на друга биографиями, любовью к стихам, к свету...
Пришли в литературное объединение Челябинского металлургического завода. Ныне — это одно из самых сильных литературных объединений, из которого вышли двенадцать членов Союза писателей СССР. Мы уважительно и любовно относились к творчеству Людмилы Константиновны Татьяничевой и Бориса Александровича Ручьева. Постоянно встречались с Михаилом Львовым. Гордились своими земляками.
Многие годы укрепляли и берегли дружбу с Василием Дмитриевичем Федоровым, чье непосредственное влияние на наши судьбы и на наше творчество — несомненно.
Нельзя брать слово неверными руками. Вячеслав Богданов был верен призванию, верен жизни. Он отлично понимал, что призвание — нечто большое и значительное — по труду, по необходимости учиться и растить в себе личность.
Его стихи стремительно набирали высоту. Особенно — после учебы в Москве на Высших литературных курсах. Казалось, появился новый Богданов: чуточку злой, иронично настроенный к самому себе, к тому, о котором бойко писали “многотиражные” критики...
Не пресловутую “рабочесть”, а рабочее достоинство хотел петь Вячеслав Богданов, не псевдооптимизм, а глубокую веру в судьбу и предначертание человека.
Я так давно не слышал соловья,
Мной эта птица издавна любима,
Как никогда,
Теперь необходимо
Мне навестить родимые края, —
Я так давно не слышал соловья.
Вячеслав Богданов понимал, что быть поэтом — дело чрезвычайно нелегкое. И журчащий родник, и журавлиные крики, и летящее зарево завода — все должно войти в углубленную душу. Только трезвая и беспощадная память, только храбрая совесть поэта смогли подсказать ему такое:
Расцвела агава в южном парке,
Цвет фонтаном заструился ярким.
Тридцать лет всего живет агава
И цвести лишь раз имеет право.
Только раз —
Цвести высоким цветом,
Увядая навсегда при этом.
Как ее возвысила планета —
Умереть от собственного цвета!
Валентин Сорокин
РОДИМЫЙ ДОМ
Н. Тряпкину
К дверям забитым я зимой приеду,