Действительный стратегический вопрос состоит в том, кто, какие народы, какие державные объединения и федерации послужат сырьем для образования грядущей сверхдержавы обездоленных. Протест экспроприируемого большинства планеты может вылиться в две различные формы: форму нового красного интернационала или форму новой красной сверхдержавы. Эти два альтернативных проекта столкнулись на рубеже 20—30-х годов XX века. Троцкизм выразил абстракцию всемирной беспочвенной бедноты, лишенную каких-либо примет национальной, этнографической, географической конкретики. Это было своего рода абстрактное искусство всемирной пролетарской революции. Сталинизм выразил альтернативную версию антибуржуазного сопротивления, в которой революционная протестная энергия соединялась с великой державной традицией византизма, извечно оппозиционного Западу.
Тому и другому социал-демократический Запад противопоставил идею с о ц и а л ь н о г о г о с у д а р с т в а, социализирующего пролетариев, приобщающего их к буржуазной цивилизации со всеми ее возможностями и соблазнами. Сегодня социальное государство еще сохраняется на Западе. Но, во-первых, оно вынуждено переходить к глухой обороне и непрерывно свертывать свои социальные фланги и полномочия. Во-вторых, обнажилась его ограниченность по критериям социал-расизма: это не просто государство, формирующее социальные программы для бедных, но для с в о и х б е д н ы х, принадлежащих к избранному пространству западного белого человека.
Дело не только в Шенгенских соглашениях, ограждающих социальное пространство благополучной Европы от незаконной инфильтрации неприкасаемого планетарного большинства. Дело в обнаружившейся скупости прогресса как такового, натолкнувшегося на ресурсную ограниченность планеты. Прогресс обретет милитаристское лицо: прежде чем прогрессировать, то есть перерабатывать природные ресурсы в социальные блага, эти ресурсы надо экспроприировать у тех, кому они достались по “историческому недоразумению” и кто сегодня признан недостойным ими пользоваться. Новый прогресс, обретший мальтузианскую прозорливость, предполагает отлучение недостойных, что требует их предварительной дискредитации. Сверхдержава, становящаяся планетарной пиночетовской диктатурой богатого меньшинства, должна не только вести геополитические войны по перераспределению дефицитных планетарных ресурсов, но и идеологическую войну с бедным большинством, призванную обосновать статус неприкасаемых, недостойных пользоваться богатствами нашей слишком маленькой планеты. Поэтому бедность наделяется признаками опасной агрессивности. Бедные не только бедны; они органически не способны воспринимать либерально-демократические ценности плюрализма, толерантности, согласия. Они несут с собой неизлечимую тоталитарную наследственность, которая может уйти из современного мира только вместе со своими физическими носителями.
Не преувеличивая, можно сказать, что сегодня каждый западник-либерал выступает как генетик и евгеник, умеющий “копать глубже” собственно социального анализа. Новейшие западники утратили веру в антропологическое единство человечества и стали сторонниками расовой “демократии меньшинства”. Но поэтому ясно, что истинными оппонентами пиночетовской диктатуры глобального меньшинства могут стать только защитники человеческого достоинства изгойского большинства. Грядущая, но уже сегодня, после нового американского наступления на мир, заказанная б и п о -л я р н о с т ь будет выстраиваться не в геополитической, а в с о ц и а л ь- н о й и м о р а л ь н о й логике. Действительным оппонентом гегемонистской сверхдержавы может выступить не новая сверхдержава-гегемон, соревнующаяся в физическом величии, а держава — социальный антипод, представляющая интересы униженных и оскорбленных. Вот по какому критерию надо высматривать будущих соперников Америки, а не по критериям экономической, технологической и военной мощи. Это не значит, что банальное — то есть вмещающееся в прежнюю парадигму “реальной политики” имперского соперничества — противоборство держав Востока и Запада, Моря и Континента и т.п. не будет проявляться в грядущие десятилетия. Несомненно будет, но истинно стратегическое противоборство, определяющее смысл и логику новой эпохи, станет протекать не в этом русле. Не геополитики, а сохранившие социальную впечатлительность социологи и “традиционные” моралисты будут выступать действительными экспертами нового планетарного военно-политического процесса, ибо речь идет именно о г р а ж д а н с к о й планетарной войне, сталкивающей новых богатых с новыми бедными.