В день открытия фестиваля в Союзе кинематографистов Украины состоялась пресс-конференция, равных которой по масштабности я не видел ни на каком другом кинофестивале. В зале собралось около 300 человек. А церемония торжественного открытия Всеславянского кинофорума состоялась в Театре Ивана Франко, на сцене которого мне приходилось играть вместе с великим Николаем Мордвиновым в 1964 году, во время гастролей Театра Моссовета. Никто из высоких руководителей Украины не почтил Всеславянский кинофорум ни своим присутствием, ни приветствием — если не считать мэра Киева, речь которого зачитал его помощник. Но кинофорум благословил Митрополит Киевский и всея Украины Владимир, присутствовал и наш дорогой соучредитель, председатель комитета верховной Рады Украины по международным делам, выдающийся писатель Б. И. Олейник. Прилетел на открытие и Никита Михалков. Он прибыл на один только день, блистательно выступил на открытии и утром должен был уже улетать. После окончания церемонии и состоявшегося на теплоходе приёма, уже во втором часу ночи, Никита неожиданно спросил: “А нет ли супчика?” Увы, его не оказалось, и мы отправились искать в ночном Киеве этот самый “супчик” — и нашли его в ресторане, который уже был закрыт, но широко распахнул свои двери, стоило владельцам узнать, какие гости к ним пожаловали.
Наше паломничество по Днепру от Киева до Севастополя было светлым и красивым. Сотни людей встречали нас на пристанях хлебом-солью, с любовью, песнями и танцами, с заверениями в неразрывности наших братских уз.
Эпохальным стал этот Днепровский путь и лично для меня. Ведь впервые за 37 лет, прошедших после съёмок “Иванова детства”, я вновь увидел дорогой моему сердцу Канев, могилу Тараса Шевченко, песчаную косу, на которой проходили съемки, и гостиницу над Днепром, в которой жила наша киногруппа. За эти годы продуваемое днепровскими ветрами здание обветшало и обезлюдело. Я заглянул в свой номер, в номер Андрея Тарковского, где мы провели столько светлых вечеров, где пелось столько песен и было столько тепла и радости...
В Запорожье нас повезли на казачий праздник. Глядя на лихих наездников, с гиканьем проносившихся мимо наших трибун, я не выдержал, попросил коня и саблю: показал, что и московские казаки не лыком шиты. Здесь, в Запорожской Сечи, на родине моего прапрадеда, казачьего полковника Бурляя, во мне заговорила казачья кровь...
А пройдя по Днепру ещё несколько десятков километров и попав в родные места С. Ф. Бондарчука, я сделал неожиданное открытие — да ведь мы земляки!.. Так вот откуда наше взаимное расположение друг к другу и духовное родство!
Седьмой “Золотой Витязь” для нас, организаторов, был, пожалуй, самым спокойным и, благодаря поддержке Государственной Думы, материально обеспеченным. Мы наконец вздохнули... вздохнули глубоко и спокойно. Но за вздохом последовал выдох...
1999 год
Само собой разумеется, отдельная строка “Золотого Витязя” в государственном бюджете не оставила моих коллег равнодушными... Были предприняты все меры, чтобы не допустить повторения подобного в дальнейшем. На переднем крае борьбы с “Золотым Витязем” красовалась фигура “общественного человека” с утомлённым взором и трубкой в зубах. Мой коллега и “соратник” Станислав Говорухин начал подготовку к отпору загодя. Он засылал своих помощников в бухгалтерию Госкино покопаться в финансовых отчётах МКФ “Золотой Витязь” — надеялся найти промахи бухгалтерии, однако отчёты наши считались по полноте образцовыми и всегда ставились в пример бухгалтерией Госкино. Говорухин выступал против “Золотого Витязя” по телевидению и в газетах не только сам, но с помощью своих друзей. А когда я посетил заседание Комитета по культуре, он обронил упрёк в том, что организаторы фестиваля обзавелись под шумок личными компьютерами и сотовым телефоном...
Поток грязи, выливаемой на “Золотой Витязь”, был столь обильным, что я решил выполнить просьбу моих сотрудников и выступить в “Парламентской газете” с открытым письмом С. Говорухину. В этом письме, озаглавленном “Есть чувство правды в сердце человека”, говорилось следующее: “Эта поэтическая строка принадлежит перу М. Ю. Лермонтова. С “чувством правды” бороться практически невозможно. Сколько бы ни старались извратить, очернить, надругаться над правдой проводники лжи, сердце человека безошибочно ощущает пробивающийся сквозь тьму луч Правды.