Альберт Анатольевич! Это мое письмо — благодарность за то, что Вы есть, за Вашу твердость в убеждениях, постоянство, за Ваш талант. Желаю Вам здоровья на долгие годы, счастья, успехов и легкой дороги Вашим книгам. Пишите на радость нам, Вашим читателям!
С уважением,
Чернова Антонина Васильевна,
г. Самара
Уважаемый Станислав Юрьевич!
С опозданием на три года встретился с Вашей книгой “Поэзия. Судьба. Россия”. Да и неудивительно. Что такое три тысячи экземпляров на всю Россию? Капля в океане. А надо, чтобы “океан” познакомился с этой нужной книгой. Я ее случайно увидел у дочери Федора Панферова — Виктории Федоровны Панферовой, она привезла ее из Москвы. Виктория Федоровна живет в Вольске, где начал свою деятельность ее отец, она организовала здесь “Центр Ф. Панферова” с газетой “Возрождение”, в которой время от времени печатаю свои рассказы и я.
До Вашей книги я читал отдельные главы в “Нашем современнике”, но начальные как-то пропустил. И теперь вижу, что начальный этап моей жизни аналогичен Вашему: голодное и оборванное послевоенное детство, учеба при керосиновой лампе (в селе не было электричества), приезд в Ленинград и поступление в престижный тогда Горный институт, затем работа в Донбассе на шахтах, возвращение в Ленинград, поступление в университет (тогда им. Жданова) на факультет журналистики (вначале он входил в филфак, потом отделился)... Вы правильно пишете, что в те времена образование в провинции было на должной высоте. Конкурс в Горный институт, в котором я учился до поступления на филфак, был большой. Со мной в комнате общежития жили еще трое абитуриентов из столичных “сынков”. Они всячески старались унизить меня: “Куда ты лезешь, деревня? Такой вуз не по твоим зубам. Шел бы ты в ПТУ”. Но на первых же экзаменах двое из них провалились, а третий дотянул на тройках до финиша, но не прошел по конкурсу. А “деревня” стал студентом и в 1957 году получил диплом горного инженера, а позже — диплом журналиста.
На еврейское засилье и отношение евреев к русским я впервые обратил внимание, когда, учась в Университете, приехал на первую производственную практику в Одессу. Вся редакция в газете состояла из евреев, и они, несмотря на мою активность, не опубликовали ни одной моей корреспонденции. Вернулся я из Одессы ни с чем, а практику прошел уже в Ленинграде, в газетах.
Станислав Юрьевич, о многом я хотел бы написать, но боюсь затруднять Вас чтением длинного повествования. Подчеркну только одно: я полностью поддерживаю Вашу деятельность, аналогичными мыслями и воззрениями наполнен и я... Кроме Ваших публикаций глубоко ценю статьи Ксении Мяло, покойного В. В. Кожинова, материалы многих других авторов журнала.
Сейчас я живу на Волге, недалеко от Саратова, переехал сюда насовсем из Петербурга, продав там квартиру и купив здесь домик на тихой зеленой улице. Занимаюсь разведением цветов.
Желаю Вам и Вашим сотрудникам всего наилучшего и успехов в работе!
Николай Алтухов,
г. Вольск
Дорогой Станислав Юрьевич, здравствуйте.
Прочитав А. Бринкена в “Молодой гвардии” (№ 4 — 6, 2004 г.) “Открытое письмо" Вам, я сгоряча чуть с ним не согласился (поддался “логике” мышления).
Но когда увидел его подпись — "сын потомственного дворянина", — меня чуть не стошнило.
А почему не "сын потомственного рабовладельца”? Эти сбежавшие не хотят понять, что они и их предки довели рабство в России до 1861 года, сделали ее посмешищем всего мира. Это они и их родичи гнушались русским языком и говорили по-французски в России — на глазах своего крепостного народа (даже декабристы).
Их турнули! И вот они уже 80 лет льют крокодиловы слёзы.
Ваш ответ краток, точен, но не полон!
Надо было прямо сказать: “Ты — потомок рабовладельцев!..” И они еще устраивают “дворянское собрание”! Они плачут об утерянных имениях! К нам, в Музей артиллерии (а при нём — Музей Кутузова), приезжал потомок Кутузова (из Франции или ФРГ). Зачем? Помянуть предка? Нет! Он хотел завладеть домом М. И. Кутузова на Кутузовской набережной, из которого М. И. поехал в войска в 1812 г.