Кажется, польские вожди и здесь не всю правду говорят... Старая привычка сильнее завещаний самого создателя Пилсудского.
А вот собственное свидетельство сотрудников его по делу об отношении вообще к русским. Тут уже не разгадки, а подлинные слова. Прежде поляки могли винить правительство русское, царское, что оно их притесняло. Но вот пришла революция; у власти стало правительство сначала временное, потом советское. Казалось бы, можно сговариваться с ними так или иначе. А если не с ними, то хоть с белыми армиями, которые просили помощи у поляков. Что же на деле оказалось? Действительно, и красные, и поляки, и белые, в частности, и при мне в Крыму в правление генерала Врангеля, вели переговоры о соглашении, хотя генерал Брусилов из России предупреждал против этого своих же соратников по всемирной войне. И вот результаты переговоров. “Дело вовсе не в том, — пишет польская газета “Польска Збройня”, — искренно или не искренне Пилсудский вёл переговоры с Советами или Деникиным; не в том, что и как предлагал Деникин. Дело шло об ослаблении врага и об отношении, на почве личной и исторической, Иосифа Пилсудского к РОССИИ новой, красной, и к России старой — белой. В белой России Пилсудский должен был видеть извечного врага... тогда как в красной он мог видеть только кристаллизующийся хаос... Иосиф Пилсудский был орудием кары”...
Как не вспомнить вышеприведенные слова прокламаций ксёндзов об ужасной “мести”: только здесь более тёмное слово — “кары”!!
А польский генерал Галлер ещё более откровенен: “Слишком быстрая ликвидация Деникина не соответствовала нашим интересам. Мы предпочли бы, чтобы его сопротивление продлилось, чтоб он ещё некоторое время связывал советские силы. Я докладывал об этой ситуации Верховному вождю (Пилсудскому). Конечно, дело шло не о действительной помощи Деникину (а следовательно, после него и Врангелю. — М. В. ), а лишь о продлении его агонии ” (“Причины распадения Русской Империи”. Э.Г. фон Валь. Таллин, 1938, стр. 69). “Нужно, чтобы большевики били Деникина, а Деникин бил большевиков”. Эти слова говорил член польской миссии к тому же Деникину (конечно, между своими) Иваницкий, бывший министром торговли и промышленности в России.
Разве это не напоминает нам польского катехизиса о том, что для пользы отчизны “все средства дозволены”? Что Святая Католическая Церковь простит этот обман?! Да, старая закваска духа не скоро испаряется...
И понятно, что писал потом генерал Деникин в своих воспоминаниях.
“На банкете, данном в честь миссии, я обратился к присутствующим с кратким словом: “После долгих лет взаимного непонимания и междоусобной распри, после тяжёлых потрясений мировой войны и общей разрухи, два братских славянских народа выходят на мировую арену в новых взаимоотношениях (то есть дружбы, — думал в простоте сердца русский генерал. — M. B. ), основанных на тождестве государственных интересов и на общности внешних (врагов) противодействующих сил”... Вероятно, он разумел, прежде всего, большевиков, а потом немцев? И далее:
“Никогда ещё не приходилось мне сожалеть до такой степени о сказанных словах”... И понятно... Член миссии, начальник штаба майор Пшездецкий пояснил Деникину дело:
“Мы дошли до своей границы”. Поляки, как известно, разбили большевиков, после некоторых успехов их. “Теперь подходим к пределам русской земли и можем помочь вам. Но мы желаем знать заранее: что нам заплатят за нашу кровь, которую нам придется пролить за вас. Если у вас нет органа, желающего с нами говорить по тем вопросам, которые нас так волнуют (Деникин ссылался на будущую Думу), то нам здесь нечего делать !”...
Какая заносчивость! И это всего лишь год спустя после получения самостоятельности милостью союзников и благодаря разрухе в России после революции... Да, Деникину можно было каяться и “сожалеть” о сказанных словах о братстве славянских народов... Ещё рано... Генерал Врангель скорее разгадал психологию соглашателей, увидев прежнюю польскую “двуличность”...
Так мы дошли до наших дней: характер польского народа остался тем же самым до конца... И это свидетельствуют они сами о себе... Теперь мы подходим к следующему пункту: отчего же именно сложился такой характер их? И какое именно место занимает здесь католицизм?
4
ПОЛЬСКИЙ ХАРАКТЕР И ЕГО ИСТОЧНИКИ
Так мы постепенно подошли уже к психологии, к душе польской. Никто не может отрицать, что, помимо всяких других причин, установившийся склад характера имеет огромное значение как в жизни человека, так и всенародного организма — нации. В Америке мы это видим особенно ярко: айриши, поляки, немцы и прочие проявляют свои свойства. Польский характер тоже довольно достаточно определился уже давно. Если не раздумывать много и долго, то, прежде всего, мы отмечаем в нём одно сильное свойство. Это так называемый “ГОНОР”, а переводя на русский язык, — гордость, и притом не очень ещё и глубокую, а поверхностную, быструю, вспыльчивую, но постоянно возгорающуюся. Чтобы сослаться опять на самих поляков, приведу по памяти беседу бывшего маршала, главнокомандующего Польской армией, генерала Смиллого-Рыдза с американской корреспонденткой, притом перед самой почти войной... Была даже и фотография в газетах... Она спрашивает его по поводу возможной войны с немцами. Он, с улыбкою уверенности, отвечает ей, что поляки будут сражаться во всяком случае, хотя бы остались одни, без всяких союзников. Почему же? Потому, — разъясняет ей маршал, — что у человека есть нечто такое, что выше не только земных расчётов, не только жизни, но даже и самого Отечества. Что же это такая за ценность? Может быть, наконец, вера, католицизм, спасение души, за которые люди шли на костры, на зверей? Нет, — с улыбкою отвечает вождь (ведь не простой рядовой, а военный и идейный вождь, преемник создателя Польши, Пилсудского), — это гонор , — по-польски, вероятно, было сказано слово честь ... Когда я прочитал это в печати, мне стало грустно за братьев поляков. В такой критический, трагический момент наваливавшихся событий они говорят о гоноре... Не такие слова нужны были... Но, увы, они были сказаны вождем... Это не случайно... Тут говорила тысячелетняя кровь поляка, воспитавшегося в подобной традиции и чувствах.
И куда бы вы ни обратились, что бы вы ни читали, везде вы слышите это несчастное губительное слово — гордость, честь... Вспоминается мне один факт из прошлой жизни, рассказанный поляком, не подписавшим своей фамилии из-за боязни навлечь на себя гнев братьев.
“Важнейшим сословием в Польше было, — так начинает автор свою польскую рукопись, — сословие шляхетское”... Это всякому известно. Подтверждать не нужно. “Храбрость перешла в кастовую гордыню... выработался деспотизм шляхты: всякий в своём поместье хотел быть и... почти был королём”. Всё это известно. Но вот подробность. Обедневшие шляхтичи поступали к богатым магнатам на службу. За провинности те наказывали их, даже секли. Но шляхтича “секли на ковре; так как бить шляхтича на голой земле считали оскорблением”... Факт почти невероятный у нас, да и у других. А поляку это, вероятно, нравилось. (“Внутренние причины падения Польши”. “Русская Старина”. 1900, т. 103). Там же он пишет и о других свойствах своего народа, всё в том же направлении.
“Принцип “всякий польский шляхтич рождается для короны”, то есть путь к престолу открыт перед ним; такое убеждение породило фальшивое понятие о собственном величии”... “Установилось убеждение, что шляхтич создан для сабли, а не для пера”, не для писательства даже, а тем более — не для торговли, не для “чёрной” работы. “Тяжело, и, однако, нужно признать это”.
И невольно вспоминается тип поляка из того же “Бориса Годунова” у Пушкина: к самозванцу является группа желающих поступить на службу его. Вот сын Курбского... За ним подходит поляк.
— Ты кто такой? — спрашивает Димитрий.
— Собаньский, шляхтич вольный! — отвечает тот.
— Хвала и честь тебе, свободы чадо! — льстит намеренно самозванец.
И другие слова того же поэта вспоминаются нам в стихотворении “Клеветникам России”: