Выбрать главу

Евгений Данилович Агранович родился в городе Орле 13 октября 1918 г., и 12-летним приехал в Москву, где уже жил у родственников его старший брат Леонид. Родственники не сильно обрадовались приезду младшего брата и не стали его кормить. Выживал, как удавалось. В Москве была «Бригада Маяковского», человек 30–40, сплотившаяся вокруг поэта, в которую входили оба брата. После смерти Маяковского все они усиленно пропагандировали его поэзию, читали стихи и поэмы с большим энтузиазмом на фабриках, заводах, на стройках, в воинских частях. Сценическому мастерству чтецов их обучал один из ярчайших мастеров художественного слова В.Н. Яхонтов, выступавший сам в концертах с программой Маяковского. Стихи и песни на свои стихи Евгений Агранович начал писать уже в 1938 г. В довоенные годы в Москве организовалось литературно-поэтическое братство, куда входил и Агранович, в числе близких его друзей были Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Борис Слуцкий, Борис Смоленский. Самая знаменитая довоенная песня была написана им в соавторстве с Борисом Смоленским в 1938 году, называлась «Одесса-мама». Стихи Е. Аграновича и Б. Смоленского, музыка Е. Аграновича. Люди довоенного поколения, конечно, помнят куплеты из этого знаменитого шлягера мирного времени.

В 1939 году Агранович поступил учиться в Московский Литературный Институт имени Горького.

Друзья-сокурсники уже что-то напечатали в газетах, журналах, а его песню распевали по всей Москве под гитару и без гитары, но ни он, ни Смоленский не спешили её опубликовать, очевидно, понимая, что всеобщее признание и успех песни за её откровенный «смех-юмор» были вызовом времени. Слишком смело было тогда назвать канонизированного советской литературой Пушкина Сашкой и упоминать имя уже расстрелянного Бабеля. Конечно, стихи были не для печати.

С первых дней войны занятия в Литинституте прекратились, начальство исчезло, и студенты стали добровольно уходить на фронт. Из студентов Литинститута в Москве сформировался 22-й истребительный батальон, добровольцем в него пошёл и Евгений Агранович.

Как обладателя звонкого и красивого голоса его сразу назначили ротным запевалой в 22-м батальоне. Довольно скоро ротный запевала получил задание-приказ батальонного комиссара: отступающим подразделениям нужна была строевая песня.

– Что петь? – И сегодня тот давний вопрос Аграновича звучит как «гамлетовский».

– «Если завтра война, если завтра в поход»? «Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин»? Глупо и неприлично. Мы же отступали, – вспоминает Е.Д.,– и я использовал перевод Ады Оношкович-Яцыны из Киплинга, стихи которого любил и знал наизусть: «Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог. Отпуска нет на войне». Эти слова через день пел весь батальон. Правда, комиссар (а тогда, в 41-м были ещё комиссары) сказал мне: «Песня хорошая – строевая, но слова в ней какие-то не наши». И я в разное время дописал в неё ещё четыре свои куплета». Вскоре эту песню запела вся армия. Куплеты из неё долетали и до других фронтов. Во время встречи с союзниками на Эльбе американцы тоже подхватили и запели русскую строевую песню.

Второй песней, не менее знаменитой, а, может быть, и более любимой бойцами, чем симоновская «Жди меня» стала следующая песня Е. Аграновича «Лина», написанная на фронте в 1942 году. Из воспоминаний Е.Д. Аграновича: «На фронте написал «Лину» – совсем простенькое сентиментальное танго. К моему глубокому удивлению, песня разнеслась по дивизии и армии, как степной пожар или, можно сказать, со скоростью анекдота. Без помощи радио и печати, в обход всех рогаток цензуры-редактуры, своим ходом, на своих крылышках облетела песенка фронт. Из окопа в окоп. Её даже не записывали. С губ сняли. Чем привлекла? Правдой о судьбе солдата, о глубокой любви, которая и под огнём думает о милой: если я погибну, не оставайся черной вдовой. Другой уцелевший солдат – это тоже я. Этой нотки в других песнях не было».

Действительно, в этой песне звучит удивительная человечность, доброта, альтруизм, забота не только о себе, но и о бойце-товарище. Если мне выжить не придётся, то пусть будет счастлив тот боец, кому повезёт больше. Любовь, счастье должно продолжаться на земле даже без меня. Эта глубоко альтруистичная идея песни была новой и намного гуманнее, выше симоновского «Жди меня», хотя эта песня также сыграла свою благотворную роль на фронте, поднимая дух бойцов. Однако на фронте, если ты не «с лейкой и блокнотом», как Симонов, а просто с пулемётом, то надежда на счастливое возвращение домой была мала, подтверждение тому фронтовые стихи Арсения Тарковского: