Каскет промолчал. Он осматривал зал.
— Конец света, — наконец проговорил он.
— Чушь, — тут же отрезал Рюбецаль. — Еще одна выдумка. Мир рушится постоянно, изо дня в день — где-то старое сменяется новым. А что еще такое — конец мира? Не бывает — порушилось, и все. Обычно на это место приходит другое, не обязательно новое, прогрессивное и молодое, чаще даже — того же возраста, но — более живучее и умеющее приспособиться. А иногда и новое летит в тартарары, единственно только затем, чтобы уступить место старому — но это старое более приемлемо для мира. Новое не всегда приходится к месту, а старое — оно как давно притершийся, удобный чехол, в который можно затолкать весь букет грехов и ошибок и забыть о нем.
— А ты философ. Налить тебе этого вина?
— Я не пью
— Забыл. Извини.
Каскет отхлебнул из бокала.
— Твоя теория неприменима к богам, — сказал он. — Все обваливается, ползет, а они — стоят как ни в чем не бывало.
— Я сам — бог, — услышал он. — Ты удивлен? Не удивляйся. Я тоже старый бог. Но по натуре я отшельник, и потому моя теория скорее всего применима именно к богам. Ты вот говоришь — стоят как ни в чем не бывало. Да не стоит никто! Стоять — это значит почивать на лаврах. Задача богов — не допускать, чтобы порушились их культы. А если, как утверждают некоторые, мир зиждется на богах, то он никогда целиком не обрушится — им это невыгодно. Они зубами и когтями будут держаться за старое, оно им мило и нескучно, оно навевает приятные воспоминания о сотворении мира и тому подобных вещах — любому богу, кто хоть раз в жизни сотворил что-нибудь, всегда приятно вспоминать об этом.
— Твой мир обрушился, — подумав, ответил Каскет.
— Я сам не хотел, чтобы он стоял. И потом — кто сказал, что он обрушился? Вот мой мир — и он стоит.
— Это горы, сюда никто не ходит.
— Дело не в этом. Как там они меня называют? Дух, демон, гений? Низшая мифология. А ведь все равно — бог. Бог Места, имеющий над ним Власть. Что еще нужно? Я не тщеславен. Мне не нужна власть над всем миром. Когда я сержусь или не в настроении, в горах непогода. Когда у меня здесь пир, над горами сияет солнце. Понимаешь?
— Абсолютно. Ты очень гостеприимный хозяин.
— Да нет, не очень. Знаешь, как бывает — хозяин-то гостеприимен, а гостей нет. Такая вот история.
— Не расстраивайся. Я разнесу всему свету, чтобы почаще заходили в гости к Рюбецалю, ибо он — гостеприимный хозяин.
— Не надо, — отмел Рюбецаль. — Не надо. Будут шастать здесь толпами, пугать троллей, дразнить ётунов, стрелять моих ласок. Меня сердить. Ладно. Ты не передумал? Тебе все еще надо в Товну? Снаружи буря, ибо я сегодня не в настроении, поэтому говори, куда тебе надо, и я перенесу тебя туда.
— Мне в Товну, — сказал Каскет. — Спасибо за пищу и кров, Рюбецаль.
И он оказался на пустынной, неприглядной равнине к северу от города Товны.
Возле Товны уже много лет сидел сфинкс, терзающий своими неумными вопросами сначала уши путников, бредущих в город, а буде помянутые путники на эти вопросы не отвечали, то сфинкс терзал их тела, но уже не вопросами, а зубами. Эта же участь предстояла и Каскету. Он подошел к сфинксу.
— Ты уже был здесь, — приветствовал его сфинкс. — Только в прошлый раз ты сумел ускользнуть от меня, не ответив на мои вопросы.
— На глупые вопросы не отвечаю.
— Те — может быть. Сейчас у меня другие вопросы.
— Пропасти рядом есть? — спросил Каскет.
— Зачем тебе пропасти? — поразился сфинкс.
— Это первый вопрос, — деловито произнес Каскет, — Мое имя — Эдип.
— Мы так не договаривались, — заюлил сфинкс. — Здесь вопросы задаю я.
— Пока ты ходил вокруг да около, — перебил его Каскет, — выяснял, кто здесь уже был, а кого еще не было, какие вопросы глупые, а какие нет, я взял инициативу в свои руки. Лучше благодари богов, что тебе попался такой добродетельный человек, как я, а не какой-нибудь шарлатан и краснобай. Вот уж картина, представьте: сфинкс и досужий демагог никак не могут переговорить друг друга.
— Только без фантазий, — строго сказал сфинкс. — Обязательно ведь найдется такой — давай фантазировать: и то будет так, и это будет эдак, сфинкс и этот дема… ну, в общем, начинаю задавать вопросы.
Он одел очки и вытащил бумажку.
— Отвечай быстро, четко, не раздумывая и без лишних рас-сусоливаний, — сказал он и задал первый вопрос: — Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех? — При этих словах сфинкс хитро прищурился.