Возникла пауза.
— Кто-то здесь говорил, что у него вопросы умные, — сказал разочарованный Каскет.
— Извольте отвечать! — грозно рыкнул сфинкс. Каскет устало помотал головой, закрыл и открыл глаза, потер лицо рукой.
— Человек, — наконец сказал он. — Расшифровать?
— Странно, — задумался сфинкс. — А я-то думаю, что это у меня в животе бурчит? Давно не ел, оказывается! А все потому, что вы все умные очень стали! — заорал он сварливо.
— Ты не кричи, — посоветовал Каскет. — Еще вопросы будут?
Сфинкс одел очки и достал другую бумажку.
— На этот вопрос ты уже точно не ответишь, — самодовольно заметил он. — Что быстрее всех на свете?
Каскет присел на камень.
— Давай, — предложил он, — я вздремну пока, а ты там поройся в своих бумажках, поищи, может, найдешь вопрос посложнее. Ну, уж если нет посложнее, то хоть поумнее вопрос, позаковыристее, что ли…
— Да что это такое! — возмутился сфинкс. — Ты отвечаешь или нет?
— Мысль, — сказал Каскет. — Мысль быстрее всего на свете. Но тем, у кого ее нет, этого не понять.
— Прошу без намеков, — предупредил сфинкс. — И наконец, — провозгласил он, — последний, самый сложный вопрос.
Каскет приготовился слушать с терпеливым выражением на лице.
— Что не умирает, если даже бывает похоронено в земле? Каскет поднялся с камня.
— Сначала договоримся, — сказал он. — Если я найду разгадку и для этой твоей шарады, ты выполняешь любое мое желание.
Сфинкс был вынужден согласиться.
— Мой ответ — семя, — сказал Каскет. — А теперь желание. Когда-то жители этого города или города, похожего на него, — сейчас уже не помню — обидели меня. Они палками и пинками изгнали меня из города только за то — согласись, что это пустяк! — что я не уплатил за ночь одной шлюхе по имени Раав. Ты голоден. Иди и покормись немного в Товне.
Сфинкс почесал затылок.
— У меня уже была такая мысль, — важно объявил он, — но я ее почему-то отбрасывал. Но ты прав. Да, — сказал он, окончательно решившись, — Пойду. А что еще делать? Есть-то надо. Но ответственность — на тебе.
— Да ради бога, — пожал плечами Каскет. — Приятного аппетита, — пожелал он, удаляясь.
Преодолев безводную, но весьма непротяженную пустыню Сегед, Каскет пришел в Шамсурен, Город Площадей. Он не был здесь уже давно и успел соскучиться по его гранитному безмолвию памятников и черному великолепию площадей. Шамсуренский царь Эртель приходился Каскету родным дядей, и Каскет решил, внезапно вспомнив про долг родственника, а также про полнейшее отсутствие средств, навестить его. Город Площадей гостеприимно раскинулся перед ним, и Каскет вошел в его распахнутые ворота.
Сам Шамсурен был огромен, раскинувшийся на многие мили, но это казалось лишь на первый взгляд. На самом деле здесь жило не так уж много народа. Дома строились здесь рядом с площадями, а они в Шамсурене были громадны, так что дома теснились по их краям, словно нечто незначительное, ненужное, словно некий бесполезный, декоративный бордюр. Зато площади на того, кто видел их в первый раз, производили шокирующее впечатление: колоссальные, пустые пространства, выстланные черным мрамором или полированным базальтом, лежали немы и величественны как заповедные территории, на которые распространялся таинственный древний запрет-табу. Но Каскет прошел по ним, глубоко закутавшись в плащ и оставляя пыльные отпечатки своих башмаков на трауре черного базальта, ибо по площадям гулял сильный ветер, пробирающий насквозь. Каскет думал о том, как попросить денег у своего дяди, и древние тайны Шамсурена мало волновали его.
Царский дворец, словно слепое бельмо, торчал на краю одной из площадей. Это было безобразное строение, нелепым слизнем растекшееся по чистому черному мрамору, и Каскету захотелось взять в руки лопату, хорошую гигантскую лопату, и соскрести этот гнойный нарост со сверкающего тела площади. Но вместо этого он вошел внутрь дворца.
Два раза его останавливали охранники, но оба раза он избавлялся от них посредством толчков и зуботычин. Потом это ему надоело, в он, продвигаясь по коридорам, стал орать:
— Дорогу! Дорогу наследнику! И ему стали уступать.
Распахнув двери, он вошел в один из покоев, где пребывал в одиночестве царь Эртель, упитанный человек, страстно увлекающийся собиранием кальянов. Сейчас он курил один из них, богато изукрашенный серебряной чеканкой. Когда в комнату вошел-влетел Каскет, Эртель поперхнулся дымом, а внутри него и его кальяна одинаково забулькало.
— Дядя Эртель! — возопил Каскет, кидаясь к царю.