— Может, — спокойно ответил Авварон, он почти не картавил, как и всегда, когда дело принимало серьезный оборот. — Она еще не стала злым духом планеты Навей. Но она станет. С каждой минутой, с каждым днем она стареет, наполняется злобой и ненавистью, она воплощается в оболочку фурии. И она становится ею!
Лицо Алены приблизилось, теперь Иван видел каждую черточку, каждую морщинку. В этом лице были добро, ожидание, былая краса, усталость… и проглядывало в нем иное, нехорошее. Время! Проклятое время перевоплощает людей без всяких причуд, без ворожбы и колдовства!
— Нет! Ты ошибаешься, Иван! Мы помогаем ей, по-своему помогаем! И она станет той, что преследует тебя, никуда не денешься — это твой злой дух! Прежде, чем ты покинешь свое бренное тело, он изведет тебя вчистую, не сомневайся!
— Гадина! Ты просто гнусная гадина! — сорвался Иван. — Но я не верю тебе. Она еще нескоро постареет и превратится в фурию… пройдут годы, десятилетия! А та мне являлась давно, значит, это не она. Не она!
Авварон раскатисто рассмеялся. Он хохотал до тех пор, пока смех не перешел в перхающий кашель, в удушливые, болезненные стоны. Потом внезапно смолк. И прошипел:
— Это она, Ванюша. Да, и тогда, в самый первый раз, и позже, и на Земле, и в Пристанище тебе являлась она. Ты же знаешь, что такое временная петля. Знаешь? Ну вот… Ты еще не узнал ее и не познал ее, ты еще не претерпел с ней тысячи злоключений, ты еще не бросил ее на тяжкие горести и муки, ты еще не оставил в ее чреве своего несчастного сына, а она приходила к тебе, потому что она уже пережила все это, она прошла через море страданий, боли, унижений, горя, она стала полубезумной, она воплотилась в фурию, в злого духа планеты Навей, и она возненавидела тебя! Потому что ты шел прямой тропинкой, а она попала в петлю времени… ты мог изменить ход событий, ты мог отказаться от задания, но ты не отказался, ты отправился в сектор смерти. И теперь она будет вечно с тобой. Она не оставит тебя и в преисподней! А ведь я предупреждал, Ванюша, разлюбезный ты мой брат, не путайся с мертвыми, не алкай усопших и пребывающих в мире ином — и не воздастся тебе злом и ненавистью! Не послушал ты меня!
— Замолчи! — У Ивана обручем стиснуло голову. Он страдал невыносимо. Он готов был разбить череп о каменную стену. Ну почему он несет всем и повсюду смерть, горе, боли, разлуку?! Это проклятие какое-то! Это невозможно вытерпеть! Иди, и да будь благословлен! Какая наивная чепуха, какое самомнение. Нет! Он проклят и обречен! Его место в Черной пропасти, в глухих дырах Вселенной, как можно дальше от людей, ото всех… но от себя не убежишь! и от нее теперь не убежишь, как ни старайся. И от Светы никуда не деться. Все они — это его тяжкий, смертный крест. Невыносимо!
Он видел ее как наяву. Значит, она покинула биоячейку, вышла. Но как она смогла это сделать?! Это не зависело от нее! Следовательно, ей помогли. Прав негодяй Авварон, ей помогли и помогают сейчас — страшная, черная, губительная помощь. Значит, они до нее все же добрались.
— Ты умрешь лютой, ужасающей смертью! — прошипело вдруг за спиной. — И никакая сила не защитит тебя!
Иван обернулся. В темной каморке, прямо у черной стены стояла злобная, высохшая фурия в черном балахоне, в черном капюшоне, надвинутом на глаза, стоял злой дух планеты Навей, стояла его любимая — прекрасная когда-то Алена, превращенная дьяволами Пристанища и им, да, им самим, ибо без него они бессильны, превращенная в черный морок смерти и ужаса.
— Нет! — застонал он сквозь зубы. — Я не виноват! Я ни в чем не виноват!!!
Фурия расхохоталась — скрипуче и мерзко, потрясая своей кривой клюкой. Полы ее балахона начали биться, извиваться словно под порывами сильной бури. Сквозь смех вырвался каркающий хрип:
— Нет ни виноватых, ни безвинных! Черное зло Мироздания вечно и неистребимо, оно перетекает из души в душу — и нет границ ему и нет предела! Трепещи, смертный, ибо черное заклятье лежит на тебе!
— Нет! — закричал во весь голос Иван.
— Пристанище не выпустит тебя! Никогда не вырвешься ты из пут преисподней, ха-ха-ха!!! Загляни же мне в глаза! Давай! Не отворачивайся, ну-у!!!
Иван не выдержал, упал на пол.
Оглушительный, истерический вой-хохот пронзил его уши, ледяным наждаком прошелся по сердцу, выстудил все внутри, вымертвил. И смолк.
Он долго не мог отдышаться. Лежал обессиленный и подавленный. Авварон черным вороном сидел в углу каморки, сопел, причмокивал и вздыхал. Он выжидал.
И Иван очнулся. Пришел в себя.
— Что с моим сыном? — первым делом спросил он.
Авварон закряхтел, зашмыгал, начал шумно чесаться и ловить блох в своей вонючей, драной рясе.
— Я тебя спрашиваю, нечисть! Что с моим сыном?! — заорал Иван.
— А вот это ты можешь сам узнать, — неожиданно ответил Авварон.
— Вернуться в Пристанище?
— Пристанище повсюду. Ты никогда из него и не уходил, Иван… Так что, хе-хе, мелочи, формальности — туда-сюда смотаться на полчасика! — Авварон глумливо захихикал, слюни потекли по жирной обвисшей губе. — Поглядишь на сынка родного, прихватишь Кристалльчик — и к дядюшке Авварону, вот и всех делов. А я тебе помогу, как и уговорились.
Иван передернулся, задышал тяжело, с натугой.
— Ни о чем мы не уговаривались, — просипел он.
— Э-э, память у тебя короткая, Ванюша… ну да ладно, мне не к спеху, у меня вечность в запасе. Прощай, что ли?!
— Нет! Постой!.
Иван приподнялся, уставился на посланца преисподней, преследующего его, издевающегося над ним, мерзкого, гадкого, смертельно опасного, но и необходимого пока… Пока? А не стал ли этот негодяй и изверг его постоянной, неотвязной тенью? Не стал ли он вторым «я»?! Черный человек. Он приходил и к другим. Он помогал, утешал по-своему, будоражил, давал силы и призрачную власть, но он и высасывал потихоньку кровь из своей жертвы, он морил, сводил с ума, заставлял лезть в петлю и пускать пулю в лоб… во Вселенной есть лишь зло, одно зло везде и повсюду, и оно перетекает из одного сосуда в другой. Черный человек! Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного. Черная неизбывная тень!
— Я согласен.
— Ну вот и прекрасненько — карлик-крысеныш похотливо потер потные, тускло поблескивающие ладони. — Вот и чудненько.
— Но у меня нет ни капсулы, ни разгонников, ни переходника большой мощности… вот, только это! — Иван вытащил черный кубик.
— Обижаешь, Ваня! — дурашливо протянул Авварон. — Ну зачем нам с тобой, познавшим Мироздание, какие-то допотопные разгонники? И эту старушку спрячь. Спрячь скорее, не-то зашвырнет тебя снова невесть куда, а мне ищи-разыскивай!
— Тебе видней, — согласился Иван. И убрал ретранс.
— Конечно, видней. Ведь я вижу сразу во многих пространствах и измерениях, Ванюша. Ты только представляешь их, воображаешь, а я вижу! А ведь советовали тебе добрые люди — воплощайся, и познаешь непознанное, прозреешь аки слепец, возвращенный к свету…
— Врешь все! — снова сорвался Иван. — Какие еще добрые люди?! Не было там людей! Там нелюди!
— Ну это я для красного словца, конечно же, нелюди, Иван. У вас люди, а там, у нас, нелюди. В этом и конфуз весь. Вот пощупай меня. Пощупай, пощупай, не стесняйся!
Иван протянул руку, и она прошла сквозь черный саван Авварона.
— Вот оно как, — снова засокрушался колдун, — одна видимость и только. Я там реален и многоплотен во многих ипостасях. А здесь я призрак. Да и то лишь — тебе являющийся. Иные меня не зрят и не слышат, ибо не впитали сущность мою в себя. А ты впитал, будучи на планете Навей. Ты почти родной… да что там почти, ты родной брат мне, Ваня! — Авварон всхлипнул, три мутные слезинки выкатились из левого вытаращенного глаза и гнилыми виноградинами скатились на черную рясу-саван. — И без тебя в этом мире нету меня, будто и не было, будто и не рождался семижды семь раз в одном только Оге! А ведь ты меня, родного твоего брата, убить хотел… там! И уж убил почти, насилу уполз… Но пусто, Иван! По сию пору пусто мне, ибо вырвал ты из многих тел моих, по многим измерениям рассеянным, часть естества моего, пробрался в меня, проник своим ведовством окаянным и вытоптал часть безмерной и мглистой души моей. Но все простил я тебе, не помню зла твоего черного, ибо…