— Биоэнергетические субстанции.
— Да. Биоэнергетические субстанции. Но, учитывая оптовую поставку, мы желаем иметь тридцать пять лимонов.
Кое-как я сдерживал тошнотворную неприязнь, перебирая в голове матерщину в девятнадцать этажей, но вынужденное профессиональное отношение к клиенту заставило меня холодно, но весьма вежливо ответить:
— Во-первых, молодой человек, оптовые цены по законам рынка всегда ниже розничных. Во-вторых, биоэнергетическая субстанция Вашего отца значительно качественнее, тем более — прошла обработку временем (под столом я уже любовался зеленой лампочкой индикатора, которая и впрямь была тускловата), поэтому могу предложить Вам только по 5 миллионов рублей, что в сумме на троих составит… — с достоинством я воспользовался калькулятором, чтобы совершить эту сложнейшую математическую операцию, — 15 миллионов рублей.
В моих глазах, видимо, было столько сонного безразличия, что Рома, оглянувшись на дверь, решил посоветоваться с друзьями. Я знал, что они согласятся. И когда контракт был заключен, и Гражина заносила данные в компьютер, я смотрел в окно, где трое молодых людей перепрыгивали сугробы и попеременке крутили пальцем у виска.
— Прекрасная работа, сэр, — услышал я за спиной одобрение Варфоломея, и, подмигнув ему, вернулся в кабинет.
Следующим посетителем был лысый круглый и неприятный толстяк. В руках его была папка, из которой он извлек листы с длинными списками фамилий и дат.
— Вот, — ответил он на мой немой вопрос, — это списки работников моего предприятия, их биоэнергетические субстанции в Вашем распоряжении. С тех пор, как с помощью Вашей замечательной фирмы сохранил за собой управление заводом и получил новые материальные перспективы, я решил, что вправе, нет, даже просто обязан предложить Вам биоэнергетические субстанция моих подчиненных.
— Они все согласны? — спросил я.
— Разве их следовало об этом спрашивать? — возмутился он.
— Без их согласия я не могу заключить с Вами контракт. — Под столом горела красная лампа.
— Но я не прошу многого! Человеку просто необходим дальнейший рост!
Его возмущение насмешило меня.
— Когда-то Вы уже воспользовались услугами «Америкэн перпетум мобиле» и сами назначили цену за своя биоэнергетическую субстанцию. Продавать же чужую, даже ради общественного, в Вашем понятии, блага, Вы не вправе. До свидания.
Уходя, он пообещал нажаловаться президенту Соединенных Штатов и в ООН. «Вы еще услышите вой русских бомбардировщиков, Вы еще вспомните шведов под Полтавой!»
Потом в кабинет вошла тихая совершенно седая старушка с хозяйственной сумкой в руках. Примостившие, на самый край стула, она некоторое время молчала. Смотрела на меня так, будто хотела заглянуть в душу, а может быть, наоборот — раскрыть свою.
— Это, конечно, нельзя, — наконец начала она, — но я все же зашла спросить: можно ли вернуть социализм. Хоть какой — хоть сталинский, хоть развитой, хоть застойный… Ненадолго, чтобы я успела умереть.
Даже зная, что за моей спиной вся мощь «Америкэн перпетум мобиле», я не решался ей ничего ответить.
— Я отдам Вам эту самую субстанцию и половину пенсии буду приносить каждый месяц…
Я схватил трубку и попросил:
— Гражина! Соедините меня с мистером Биллом. — И почти сразу услышал его тихий, но уверенный голос.
— Я знаю, у Вас проблемы с пожилой леди. Это как раз тот случай, те трудности, о которых мы Вас предупреждали. Все дело в том, что из социализма за 70 лет мы уже взяли всю возможную и даже невозможную энергию. А последний горбачевский период был просто небывало урожайным. Так что поворачивать историю вспять ради сентиментальных воспоминаний этой пожилой женщины не в наших интересах, но не все потеряно. Предложите ей коммунизм для отдельно взятой личности. Ведь хотели сначала построить социализм в отдельно взятой стране?! Так и мы — предлагаем ей сразу же коммунизм, только для отдельно взятой личности. Бесплатное питание, одежда, проезд на транспорте, забота школьников, статьи в газетах о пройденном трудовом пути… — словом, все, что она связывает с понятием о коммунизме. Но сами понимаете, ее биоэнергетическая субстанция особо ценна!..
Старушка печально глядела в окно и поминутно вздыхала. Руки ее перебирали затертые лямки авоськи. Мистер Билл еще говорил о различных способах воздействия на ее сентиментальное сознание, когда она вдруг встала и, смущенно сказав «извините», вышла из кабинета. Я в растерянности положил трубку, в дверь заглянула встревоженная Гражина:
— Что-нибудь нужно, Сергей Иванович?
Я хотел, чтобы старушка вернулась, но этого Гражина сделать не могла. Я хотел помочь старушке просто так… Гражина, закрывая дверь, предупредила:
— Нельзя так волноваться из-за каждого клиента, Сергей Иванович.
Следующая клиентка требовала продолжения очередного телесериала не менее, чем на год. И хотя меня давно уже тошнило от иностранных мыльных опер, я с удовольствием заключил с ней контракт, пообещав завтрашним вечером первую серию.
Под конец дня мы выехали с Варфоломеем в Чуфылдин-ский район, где ожидал нас заместитель главы администрации. Первоначально он показался мне человеком серьезным и озабоченным. Представившись Иваном Юлиановичем Остапчуком, он с небольшим малороссийским акцентом заговорил о сложном международном положении, о небывалом за последнее десятилетие возрождении американо-российских отношений, общечеловеческих ценностях, вхождении России в мировое сообщество и, наконец, перешел к своему личному вкладу в Развитие российско-американских отношений на уровне вверенного ему Чуфылдинского района. В то время, как глава администрации целыми днями следит за исправностью кочегарок, ремонтом комбайнов и сенокосилок, его заместитель настойчиво создает совместные предприятия даже в небольших и неприметных деревнях. Если присмотреться к российской глубинке, оказывается, и там можно найти интерес для иностранных инвесторов. Тем самым Иван Юлианович подготавливает быстрое и безболезненное присоединение Чуфылдинского района к мировому сообществу, и даже, если потребуется, вхождение его в НАТО как полигона для проведения широкомасштабных учений в условиях российского бездорожья. Учитывая свой скромный вклад в развитие международных отношений и экономики района, Иван Юлианович полагал, что на следующих выборах он… Я достал индикатор и вдруг подумал, что никогда не верил в правдивость публикуемых результатов выборов и переписей.
Поздно вечером я сидел в кресле у себя дома и пил дармовое виски. Ни о каких развлечениях думать не хотелось. Стоило закрыть глаза, как начинали плыть в темноте зеленые лица американских президентов на долларовых купюрах различного достоинства. Но как я ни силился, не мог вспомнить ни одного лица прошедших за день через мои руки клиентов. Зато, отчетливо вспомнил ту маленькую женщину на вокзале. Я бы так и уснул в кресле от усталости и тошноты, если бы не стук в дверь. На пороге стоял Иван — второй друг детства в форме старшего лейтенанта милиции.
Когда после университета пришлось выбирать между школой и милицией, он предпочел школу милиции. Разницу в наших школах он определял так: «У вас образование общее, а у нас астрологическое — ориентируемся по звездам на серосинем суконном небе.»
— Земля слухом полнится, — сказал он, перешагнув порог.
— Ты встретил Андрея?
— Нет, — продолжил он уже после первой рюмки. — Знакомый опер из безопасности сообщил, что мой друг открыл филиал богатой американской компании и сыплет долларами направо и налево в обмен на какую-то туфтовую биоэнергетическую субстанцию. Цитирую документ: «Америкэн перпетум мобиле» содействует дальнейшему развитию российско-американских связей, а также являет собой пример достойного инвестирования в отечественную экономику». Что скажешь? Но, между прочим, они там подумывают — не пришить ли тебе дело о подрыве российской экономики. Даже доллары твои на вшивость проверяли…
Я слушал его вполуха с полным наплевательским отношением к силовым структурам нашего государства. Старший лейтенант милиции напротив меня хлестал виски, закусывая консервированной германской ветчиной. Что-то он там говорил об отупевшем спивающемся народе, о том, что пора позаботиться о себе и своей семье. Мол, в этой жизни у нас и так мало хорошего. «А для меня семья — главное, Серега». Нет, он ни о чем не просил. Не таким был Иван. Но я уже сонно читал подстрочник его слов и достал индикатор, хотя прекрасно знал — ярко загорит зеленая лампа. Почему-то я испытал приступ ненависти к этому заморскому прибору и швырнул его на диван. Заметьте: ограниченный приступ ненависти! Осторожный такой! Самому себе показушный. Я ведь не на пол его бросил, где он мог разлететься на части, вскрыв свое хитроумное нутро.