— А как же, — неумолимо сказал мрачный.
— Но что тогда… это? — Старичок повел рукой вокруг.
— Это — Порог, — вежливо проинформировал его Мес. — Место, к которому приходит всякий, рано или поздно.
Старичок, видимо, не поверил. Он начал горячо и пространно говорить об Аиде, Вальхалле, Эдеме, Шеоле, Микт-лане и Хель. Мес и человек в джинсах слушали не перебивая, последний — даже с интересом. Когда старик иссяк, человек в джинсах спросил его:
— Ну и что?
— Как что! — воскликнул старик с явным намерением пересказать все сначала.
— Кончай, — сказали джинсы. — У вас, людей, фантазия просто неудержима. На деле же есть — вот он да я да вот этот Вход, тот, что справа. А больше ничего.
Тогда старичок рассказал им о Танатосе и его объятьях, о семи кругах ада и о ладье Харона. На этот раз его перебил Мес.
— Вы склонны к олицетворению, — произнес он. — Но существуют вещи, которые не нуждаются в персонификации. Не было ни Танатоса, ни Гипноса. Не было.
— А я никогда не умел грести, — прибавил мрачный. Старичок, расстроенный, поплелся ко Входу и вскоре исчез.
— Шевелись, — орали джинсы, жестикулируя.
Мертвые переходили Порог. Внезапная мысль осенила мрачного.
— Ты никогда не видел, что там, за Порогом? — спросил он.
Мес качнул головой.
— Никогда. Обратно не выходят.
— Что же там, по-твоему?
— Хаос, — проронил Мес.
Человека передернуло.
— Давай, давай, — еще пуще завопил он мертвым. Те шли. Достоверно известно: боги — дети Хаоса. Мес не верил в красивые легенды, но эта многим казалась былью. Приятно выводить свой род от Хаоса. Если как следует напрячься, то даже можно вспомнить… как там Пиль говорил… безумные сладкие… черные ветры Хаоса… а я лечу в них… наслаждаясь, ликуя… паря на невидимых крыльях… нет, не помню я ни черта.
Последние мертвые исчезли под аркой Входа.
— Выпьем, — торжественно объявил человек в джинсах, доставая бутыль, — за очередных смельчаков, пустившихся на поиски неведомого.
— Выпьем, — сказал грустный Мес.
Выпили.
Обратный путь он проделал один. Когда снова оказался в черной комнате, задул свечу, и она погасла. Он отправился в душ и здесь, лежа в теплой ванне, уснул.
Приказ настиг его прямо здесь. Приказ безмолвный, всепроникающий, неотменный, неодолимый, неотвергаемый, ослепительный, щедрый, неописуемый, неповторяемый, неповрежденный, неизреченный, безвременный, неотложный, зажигающий, явленный в молнии.
В общем, он снова требовался.
Он с кряхтением выбрался из ванны, долго вытирался пушистым белым полотенцем. Брился. Потом шел тихими пустынными залами, ударами ноги распахивая резные деревянные двери. На середине одного из залов оказалась навалена большая куча белых камней. Мес взобрался на нее и застыл в неподвижности. Потом его не стало.
Садилось красное медное солнце, постепенно остужая свой жар в голубом мареве горизонта на западе. Белое плато вокруг было пустынно. Вдалеке на красновато-желтом небе отпечатались темно-синие горы. Стояла тишина, лишь в трещинах между камнями стрекотали сверчки.
Он вышел из развалин ротонды. Стол уже ждал его, стоящий у подножия растрескавшегося желтовато-белого фундамента. Хозяин Стола поднял фужер с вином.
— Мы ждали вас, — провозгласил он. — С очередным возвращением!
— Рыбы не подал? — ворчливо осведомился Мес, садясь за Стол.
— Никакой рыбы, — воздел руки хозяин. — Нам два раза повторять не надо.
— Поедим, — пригласил Мес.
Они начали есть. Стояло — куропатки в винном соусе, круг жирной сочной колбасы, овечий сыр, хлебы, зелень, помидоры, большая плетенка с вином.
— Легкий ужин, — заметил Мес, обсасывая косточки.
Хозяин поклонился.
— Новости?
— Все своим чередом в великих стенах Космоса.
Мес прищурился.
— Ну, а то, что вне их?
— А об этом нам ничего не известно, — так же хитро прищурился хозяин Стола.
Мес поднял и выпил свой фужер.
— Хорошо, — сказал он, вставая. — Хорошо.
— Стены сдерживают Хаос, — вдруг произнес хозяин. Он не поднимался из-за своего Стола. — Они крепкие, стены. Но Хаос все равно нашел лазейку. Хаос поселился в умах и сердцах.
Мес поднял руку и жезлом смахнул со Стола плетенку — темное вино брызнуло на белые камни.
— А вот об этом, — спокойно сказал он, — прошу тебя никогда не говорить. Что ты знаешь о сердцах, говоря так значительно? И что знаешь ты о Хаосе, ты, дух?
— Ничего, господин, — тоже спокойно ответствовал хозяин.