Ховен расхохотался, широко разевая рот.
— Люблю тебя за эту самоуверенность. Ну, пойдем.
И он, держа Меса за руку, повел его за собой. Тот потихоньку высвободился, но Ховен снова схватил его за локоть, сжимая как клещами. В этом неудобном положении поднялись по узкой лестнице, что доставило Месу массу неудобств, в смотровую башню.
Отсюда побоище под стенами замка было видно куда лучше, чем с холма. У Ховена, глядящего на битву, обветренное грубое лицо восторженно закаменело, налились желваки, приоткрылся рот.
— Смотри, — закричал он, не отрывая глаз от сражения и продолжая сжимать руку Меса, — смотри, как они дерутся! Ты только погляди на это!
Мес зашипел от боли, но произнес:
— В самом деле… прекрасно…
— Да? Да? — спрашивал Ховен, блестя глазами. — Моя школа, клянусь Хаосом! Я учил их, мерзавцев!
И он раскатывал «р», грохоча и рыча.
— Ну ладно, — произнес он потом, неохотно отрываясь от любимого зрелища, — ты прибыл сюда. Зачем? Я думал, мы не увидимся до следующего Буле.
— Долг пригнал меня сюда, Ховен, — сказал Мес.
— Долг? Перед кем?
— Перед самим собой. Я не могу дожидаться следующего совета.
— Хорошо. Пойдем.
Теперь очутились в небольшой полукруглой комнате, находящейся здесь же, возле смотровой площадки. По неровным стенам были развешаны сабли, мечи, шелепуги, луки, щиты с изображением коршуна, прочая боевая утварь. Отдельно висела целая коллекция огнестрельного пулевого оружия начиная с пищали времен битвы при Павии и кончая двухвековой давности автоматами различных систем, — все это великолепно сохранившееся.
На столике Мес увидел брошенный кверху корешком томик Мольтке. Рядом, снабженные множеством закладок, лежали сочинения Клаузевица.
— Обогащаюсь, — сказал Ховен. — Ты голоден с дороги? Жаждешь?
— Не откажусь от бокала вина.
— У меня есть амброзия.
— Боишься постареть? — усмехнулся Мес.
— Боюсь, — совершенно серьезно ответил Ховен. — Я пью ее каждый день. Пристрастился.
— Это пойло на любителя. Но ничего, давай.
Они уселись в пододвинутые Ховеном кресла с бокалами пурпурной жидкости в руках, и Ховен приготовился слушать. Но Мес молчал.
— Хорошо, — наконец сказал Ховен, скрипнув зубами. — Но всего я тебе не скажу, так и знай.
Мес сделал крупный глоток.
Специфический, резковатый вкус жидкости напомнил о прошлом, и он, полузакрыв глаза, откинулся в кресле, чувствуя, как начинает сказываться действие напитка. Если долго не пить амброзию, а потом вдруг выпить много и одним махом, сначала приходит напряжение в теле, затем неизвестно откуда взявшийся прилив сил встряхивает его…
— Воспрянь, — раздался голос Ховена, и Мес открыл глаза.
— Я давно не пил амброзии, — словно оправдываясь, произнес он.
— Чем же ты держишься? — удивленно спросил тот.
— Собственными силами. Я еще сохранил кое-какие резервы.
— Я слышал, — презрительно протянул Ховен. — Верой питаешься. Что ж, и это неплохо — за неимением лучшего.
— Я так не считаю, — равнодушно пожал плечами Мес.
— А как ты считаешь? — зарычал вдруг Ховен, близко наклоняясь к нему. — Ты считаешь, это хорошо, что в Буле сидит Бона Деа со своим вечно скалящимся ублюдком-сыном? Ты считаешь благими их намерения насчет людей?
— Давай поговорим начистоту, Ховен, — проговорил Мес, тоже распаляясь от этого нежданного приступа ярости. — Только не нужно увиливать в сторону, как это делает большинство из наших. После всего того, что произошло, после того, как я поддержал Тифона в его стремлении занять место в Буле, после позора Бакста, — ты и теперь обвиняешь меня в невмешательстве? Пойми, у нас общий враг. Но он, так сказать, трансцендентен, он не в мире, его не уловишь, а его обещания о втором пришествии я лично считаю пустым трепом. Что прикажешь делать? Я подумал — хорошо бы, если Сет сел на место брата. Единственное, что нам остается делать, и ты знаешь об этом не хуже меня, — вредить людям. Ибо они — создания его, и, причиняя вред им, вредишь тем самым ему.
— Я знаю, — сказал мрачный Ховен.
— Буле за нас, и если ты полагаешь существование нашей партии мифом, я докажу тебе, что она — реальность, и притом абсолютная. Модерата осознала это на Буле. Они с Лентой думали, что я встану на их сторону, на сторону филантропов. Но я оказался мизантропом, и их это неприятно поразило. Я — их противник. И ты — их противник. И Тифон — их противник, и Мом, и Гелос — этот не знаю, по какой причине, — и Геката, и Ирид. Малларме все равно, как и Форкису, — они одного моря ягоды. Приап тоже равнодушен. Чем тебе не парламентская борьба? Но с приходом Сета начался новый раунд, и еще неизвестно, выиграют ли Мелайна и Лутос либо же наоборот.