— Тссс…
— Что?
— Там, в поле… — она указала куда-то в окно, в дождь. На фоне кругляка окна, чуть более светлого, чем мрак комнаты, очертания её руки показались хрупкими, точно это была рука ребёнка.
— Там мышь. Я чувствую. Метров пятьсот отсюда…
— Мышь? Я думал, они все вымерли.
— Ей холодно и страшно. Мне кажется — она от кого-то прячется… Скорей!
Накинув куртку, она выскочила в ночь. С трудом за ней поспеваю. Ноги шлёпают по грязи, спешно натянутые джинсы тут же промокают до колен. Дождь закончился, в небе видны звёзды. Такое бывает редко, но мне некогда любоваться. По земле стелятся удушливые испарения. В овраге слева сквозь мутную белую дымку светит зеленоватым светом. Зря я не надел маску — запах чёрный, заполняет лёгкие, душит. Сгибаюсь, дышу часто-часто — так легче. Шатаюсь.
Она появилась, как приведение, — из-под куртки белая ночная рубашка, из-под неё — белые, облепленные грязью ноги. Прижимает к груди что-то маленькое, живое.
— Его чуть змея не съела…
И, подождав немного, добавляет:
— Назовём его — Мышь.
Я утвердительно кашляю.
Она умерла через несколько месяцев. Ночью, во сне. Всё, что от неё осталось, — металлический крест в поле (на месте, где я закопал кубическую урну с прахом), и книги. Много-много книжных полок. Я утешал себя тем, что, скорее всего, мне тоже… не так уж долго. Кашель усилился, и после приступов я обнаруживал на платке капельки крови. Маленькие, едва заметные, но с каждым разом их становилось всё больше. Часто кружилась голова, я даже чуть было не попался на глупой краже в супермаркете — еле ноги унёс.
А Мышь превратился в здоровенного Крыса. И признаться, я решил, что у меня к тому же ещё и шизофрения, когда он заговорил со мной.
Это случилось однажды вечером, когда я, как часто бывает, торчал на Мосту. Крыс крутился у моих ног, потом, встав на задние лапки, посмотрел на меня чёрными бусинками глаз.
«Играть!» — это не было словом, в голове возник образ игры и побуждение к ней. — Большой, играть!
— Ты говоришь? — спросил я ошарашенно.
Крыс ответил потоком образов, смысла которых я не понял.
— Играть! — «услышал» я снова. Крыс бросился прочь, в траву.
Игра заключалась в том, что Крыс наворачивал круги по полю, я же усиленно делал вид, что пытаюсь его догнать. Топал, нарочито сильно шелестел травой.
Однажды Крыс натолкнулся на её могилу. Встал на задние лапы. Он часто это делал, когда хотел рассмотреть что-либо получше, или просто задумывался (впрочем, я не уверен, что его мыслительные процессы можно было охарактеризовать этим словом).
— Жаль, — сказал Крыс. Это был образ, включающий боль, разочарование, обиду и жалость одновременно. Если мыслями и можно убивать — то только такими.
— Жаль, — повторил он и скрылся в траве.
— Ты уверен, что нам надо идти?
— Двигаться. Быстро. Иначе будет жаль.
— Хорошо, — закидываю на плечо рюкзак, и мы выходим из дома. Дверь я не запираю — может, кому-то понадобится жилище, кто знает.
Идём вдоль гудящих столбов. Через несколько километров, когда полоска леса становится гораздо ближе, останавливаемся. Снимаю дыхательную маску, с размаху кидаю её куда-то в траву. Воздух почти что свеж. Лямка рюкзака режет плечо. Там книги.
— Крыс, как думаешь, с чего начать?
— Про мышей есть?
— Есть. «Цветы для Элджернона» называется.
Рисунки Виктора ДУНЬКО
№ 11
Олег Костенко
БРАТЬЯ ПРОСЯТ
На дисплее бегал маленький симпатичный мышонок. От меня требовалось провести этого самого мышонка мимо всяческих неприятностей: начиная с банды свирепых черных котов и кончая обычной мышеловкой.
Со стороны все выглядело вполне солидно. Сидит перед экраном молодой, но уже подающей надежды ксенолог и прогоняет через компьютер очередную информационную модель, пытаясь, в который уже раз, понять схему развития тарантской цивилизации.
Собственно, так все и было, если не смотреть на экран. А то, что вместо скучного созерцания смены промежуточных состояний модели я решил переключиться на другой канал и сыграть с компом в веселенькую игру, это, извините, никого волновать не должно.
Выскочивший из кустов серый волк проглотил бедного мыша, плотоядно щелкнул зубами и при этом издевательски рявкнул:
— Благодарю за обед.
Я почтил память храброго мышонка минутой молчания, потом включил рабочий канал. М-да. Моя модель, кажется, приказала долго жить. Она уже вся распалась, стянувшись по углам в несколько не связанных между собой смысловых узлов, да и те таяли буквально на глазах. Чего, впрочем, и следовало ожидать: катастрофически не хватало данных. Я вздохнул: еще раз погонять мыша, что ли?