Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ
Сборник фантастики
2007
№ 1
Александр Ильванин
ИЗ ПУНКТА А В ПУНКТ В…
Редактор перестал вертеть в руках карандаш, положил его на стол и посмотрел в окно. Погода не радовала. Серые тучи заволокли небо, с минуты на минуту должен был начаться дождь. Не летний ливень, бурный и непродолжительный, не весенний освежающий дождик, от которого на душе становится светло и чисто, а заунывно моросящий осенний дождь. Без надежды на просветление. Минут через пять, самое большее — десять, зарядит. Придётся под дождём тащиться в сервис за тачкой. Он ещё с утра планировал забрать машину, но как всегда замотался и дотянул поездку до конца рабочего дня. И вот на часах было 17.05, его коллеги разошлись по домам, а он всё ещё сидел за своим рабочим столом. Принимал Последнего Посетителя.
Редактор оценивающее смотрел на человека, сидящего напротив. Он работал в Газете без малого десять лет, сначала — репортером, а последние три года — ведущим популярной рубрики «Alter Ego». За это время перевидал немало посетителей. Многие из них были попросту чокнутые. Таковы законы жанра. Летающие тарелки, зелёные человечки, параллельный мир, чудодейственные лекарства, жизнь после смерти — обо всём этом рассказывала читателям Газета под его рубрикой. Поневоле научишься выявлять психов с первого взгляда. У Редактора даже была своя классификация посетителей. Сидящий напротив мужчина, по всей видимости, относился к категории «стыдливых фантазёров».
Типичный стыдливый фантазёр, человек небогатый, одинокий и немолодой, обычно появлялся в редакции с ка-кой-нибудь историей из своей жизни. В отличие от соседней группы «безумных рассказчиц», преимущественно представленной энергичными особами женского пола, стыдливый фантазёр — мужчина средних лет, стеснительный и скромный, ему ужасно неудобно беспокоить вас своими историями, он прекрасно понимает их абсурдность, но… не может удержаться. В этом он видит свой долг. На самом деле, считал Редактор, стыдливым фантазёром движет не долг, а последняя надежда изменить свою жизнь, оправдать никчёмное существование, избавиться от прилипшего ярлыка бездари и неудачника. Иметь дело с такими посетителями было просто и приятно. Они элементарно отфутболивались и больше никогда не возвращались. Закавыка была в том, что представители этой категории иногда приносили в своих дрожащих лапках, высовывающихся из-под рукавов кургузого пиджачка, действительно интересный материал.
Редактор был профи и прекрасно понимал, что вечер под дождём и без автомобиля — вполне адекватная плата за хорошую историю. Так что оставалось лишь сосредоточиться и в максимально короткое время понять, стоит ли игра свеч. Меж тем мужичонка напротив говорил уже минут пять и, похоже, останавливаться не собирался. О'кей, значит с преамбулой он закончил, и теперь начинается собственно история. Пора включаться. Редактор снова начал теребить в пальцах карандаш: эта выработанная с годами привычка помогала ему сосредоточиться.
— …Вы, наверное, хотите узнать, как я это понял? Впервые последствия перехода я почувствовал в метро. Знаете, я потом обсуждал это с некоторыми знакомыми, и у них ощущения были очень похожие, они просто не задумывались, не отдавали себе отчёта в том, что с ними происходит. А так, уверяю вас, это случается со многими. Может быть, и с вами тоже.
— Я редко езжу в метро, — прервал его редактор, — предпочитаю машину.
— Да- Да, понимаю. Но когда у вас не было машины, вам ведь приходилось часто спускаться в подземку? — Последний Посетитель попытался с надеждой заглянуть в глаза Редактору. — Итак, когда я это впервые осознал… По-моему, была весна. Или конец зимы, точно не помню. Да это и не имеет значения. Важно другое. Было мокро, слякотно. Вы же знаете, как наши муниципальные службы работают в межсезонье. Талый снег, всякая дрянь на подошвах, и всё это люди тащат с собой в метро. А на платформе, где они топчутся в ожидании поезда, грязь отлипает и остаётся… Так вот, ехал я, думал о своих проблемах и на пересадке по инерции сел на поезд, идущий в другую сторону. Вы знаете, такое случается. Остановки через две я очнулся, понял, что ошибся, и пересел. Опять доехал до пересадочной станции, вышел… и чувствую: что-то здесь не так. Не могу точно объяснить. Странное ощущение. Вроде, всё вокруг прежнее, а в то же время иное. И станция та же, и переход, и платформа, но что-то изменилось. Главное же, заметить это изменение практически невозможно. Оно ускользает от взгляда. Я так думаю, его фиксирует только наше подсознание. Отсюда это ощущение дискомфорта. Со мной и раньше нечто похожее бывало, только я внимания не обращал, списывал на нервы, на настроение. Говорят, вообще в метро вредно ездить, это для человека неестественно, многие испытывают чувство угнетённости. И решил я во всем этом разобраться. А коль уж простое наблюдение ничего не даёт — поставить эксперимент. Понимаю, звучит странно. К вам, наверное, разные люди ходят, попадаются и… неадекватные, что ли. Уверяю вас, я действовал вполне рационально. Если хотите, это была своего рода терапия. Я так рассуждал: если мне что-то кажется, надо от этого раз и навсегда избавиться. Причём вполне научным способом. Поставлю на себе опыт, и все дела.
«Ну-ну, милый ты мой, именно так настоящие психи и поступают. Кажется, для этого даже специальный термин в психиатрии есть — рационализация», — Редактор глянул на часы. Было уже 17.12. Он опять принялся за карандаш, мысленно отведя «экспериментатору» ещё пять минут.
— Итак, я решил повторить свой прошлый маршрут, но оставить кое-какие отметки. Я прошёлся по платформе и напротив остановки головного вагона заметил обёртку от жвачки. Кто-то принёс её с грязью на обуви, а потом она отлипла от подошвы и застряла в трещинке между плит, так удачно. Дождался поезда, отсчитал ближайшую к моей отметине дверь и на следующем уехал. Опять проехал две станции и вернулся. Обёртки от жвачки не было! Представляете себе? Вы, конечно, скажете, что за это время её просто кто-то смёл или зацепил ботинком. Но всё не так просто. Слушайте, что я сделал дальше.
Я отошел к стене, прямо напротив того места, которое отметил обёрткой от жвачки, и шариковой ручкой поставил на стене крестик. А затем опять проделал свой трюк с пересадкой. Вернулся на ту платформу и… как вы полагаете, что я там обнаружил?
— Наверное, обёртку от жвачки?
— Именно, но даже не это главное! Самое главное, на стене не было крестика! Вы понимаете, что это значит?! Я на этом не остановился, ещё три раза повторил свой опыт, хотя, в принципе, всё уже было понятно. Результат: на каждой нечётной платформе — обёртка от жвачки, на каждой чётной — крестик на стене. И не разу не удалось попасть на такую платформу, где либо было и то и другое, либо не было ничего. Чем не научный результат? Главные критерии научности соблюдены: отличительный признак присутствует и повторяемость опыта налицо. Что вы на это скажете?
— Занятно, занятно… — часы на руке Редактора показывали 17.16. Замерший было карандаш опять заплясал в его пальцах.
— Занятно? Как бы не так! Я продолжил эксперименты. За полгода удалось найти ещё несколько таких мест. Большинство — в метро, хотя встречаются и на поверхности, просто там их труднее обнаружить. Кстати, одна из станций перехода, так я назвал этот феномен, недалеко от вашего офиса. Постепенно у меня в голове стала складываться целостная картина происходящего. Конечно, факты можно интерпретировать по-разному. Возможны и другие объяснения всех этих событий, но моя теория не только объясняет случаи в метро, под неё подпадают и другие странности, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни. Простой пример. Какая-нибудь вещь, про которую вы точно помните, куда вы её положили, вдруг исчезает, и вы не в силах её найти. А потом она вдруг оказывается на своём исконном месте, которое вы до того проверяли несколько раз. Приходилось вам с этим сталкиваться?
Редактор припомнил, как пару лет назад искал паспорт. Документ должен был лежать во внутреннем кармане синего твидового пиджака, но его там не было. Не было его и в других, обычных для паспортов, местах. Он сам, жена, даже семилетняя дочь облазили весь дом. Безрезультатно. Спустя неделю Редактор заявил в милицию о пропаже. С утра он решил сфотографироваться, надел твидовый костюм и стал перекладывать бумаги во внутренний карман пиджака. Там, как ему и полагалось, лежал паспорт… А вот любимой зелёной рубашке с коротким рукавом повезло меньше. Лет восемь назад, ещё до рождения дочери, он по дороге в командировку заехал к матери и оставил рубашку там. Больше он её не видел. Родители клялись, что у них его рубашки нет, а он точно помнил, как мама буквально выцарапала у него из рук почти чистую рубашку, и он не стал отнимать у неё эту редкую возможность — вновь почувствовать себя причастной его жизни.