Витька стоял, не смея шевельнуться и вздохнуть. Разноцветный яркий рисунок вздрагивал в его пальцах. А если я потеряю или порву? А если… Как я могу держать это в руках? Как?
— И! — позвал он, боясь, что она не отзовется.
— Да, — И ждала, замерев на границе света и темноты.
Странно, подумал Витька, теперь, когда я узнал о ней… ну не то чтобы всё, но хотя бы что-то, — я должен испугаться еще больше. А мне не страшно. Мне жаль ее. Как было жаль Катю, когда она потеряла Дину… Потерялась. И просто потерялась. Может, кто-то когда-то нарисовал странную девочку И, которая умела ходить по звездам, а потом забыл про этот рисунок?
— И! Я знаю, должен быть еще один рисунок. Ты, я и Катя с Диной. Мы разговариваем и улыбаемся. И там всегда солнце, в парке и на дорожке, где мы идем. Он ведь еще есть, этот рисунок, да? Может, ты уже нашлась, И?
— Не знаю, — неуверенно сказала И.
Свет упал на ее заплаканное лицо. Маленький шаг. Из темноты, где она едва не исчезла навсегда.
— Не знаю, — еще полшага.
«Убеди меня, — умоляли ее глаза. — Пожалуйста, заставь меня поверить».
«Как я могу, — подумал Витька. — Я ведь даже не умею рисовать, как ты. Я могу… я могу только хранить твои чудесные, твои невозможные рисунки и пытаться защитить их — от ветра, дождя… и от забвения». — И, даже если того рисунка нет — это неважно. — Он поймал ее маленькую, безвольную ладошку, другой рукой крепко и осторожно удерживая рисунок с бирюзовыми морями и разноцветными материками. — Сейчас мы пойдем к Кате. И все вместе решим, куда спрятать твои рисунки — чтобы они не порвались и не потерялись. Никогда.
Альберт Морозов
КЛОУНЫ
События, происходящие с нами в жизни, не бывают случайными, сколь бы незначительными ни казались…
Во дворе забрехала собака, послышался скрип калитки, дворняжка умолкла. Женщина выглянула в окно и увидела, как Жучка резво мотает хвостом.
«Наверно, сынок пришел», — подумала она и сразу же, как в доказательство своей догадки, услышала детский крик:
— Мама, мама, ты где?
Она вышла на крыльцо. Десятилетний мальчишка, в коротких штанишках с подтяжками на голое тело, носился как угорелый: открывал сарай, курятник, заглянул в погреб, даже попробовал залезть на чердак, но не догадался просто зайти в хату.
— Ну, что тебе, Витенька? — спросила мать.
Витька повернулся на голос и стремглав побежал к ней. Проскочив одним прыжком гнилые ступеньки крыльца, он схватил ее за фартук и нервно залепетал:
— Мама, мама, там…
Мать выдернула из цепких пальчиков сына фартук и вытерла о подол выпачканные мукой ладони.
— Так, успокойся и говори.
— Там приехал, приехал… — задыхаясь, выкрикивал мальчуган.
— Да ты можешь спокойно объяснить, кто приехал?
— Цирк! — из последних сил прокричал он и умолк.
Он ждал, пока мама сама догадается.
Тревогу на ее лице сменила печаль. Витька понял, но все равно попробовал:
— Мама, мне надо совсем немного денег, — умоляюще простонал он.
Он глядел на нее своими ясными глазенками, и она не выдержала, отвела взгляд. Посмотрела зачем-то на Жучку, которая все еще виляла хвостом, словно радовалась приезду цирка вместе с Витькой, и сказала:
— Сынок, ты же знаешь, нет у нас сейчас денег!
— Мама, но другие идут… — он осекся. Медленно, свесив голову, пошел в дом. Включил старый телевизор и клацнул по очереди все три канала. На одном выступал главный краснобай на очередном съезде Верховного Совета, на другом шел «Сельский час», на третьем было самое интересное — профилактика. Витька со злостью выдернул вилку из розетки, и телевизор сразу же заснул. Мальчик улегся на диван и раскрыл «Остров сокровищ». Потрепанный томик Стивенсона, да еще «Дети капитана Гранта», «Путешествие Лемюэля Гулливера» и «Шпион» Джеймса Фенимора Купера составляли всю его библиотеку. Книги, по словам мамы, присылал ему на день рождения отец, воюющий в Афганистане. Но Витька не верил ей, потому что знал: война уже давно закончилась, а батя всё не возвращался. Да и почерк отцовых якобы надписей на книжках слишком уж походил на мамин… Она сама покупала книги и дарила их сыну от имени отца. Он даже нашел однажды, как раз накануне своего дня рождения, припрятанную мамой бандероль, на которой было написано «Книги почтой», но ей об этом никогда не говорил — не хотел расстраивать.
Витька не успел перечесть и пары заученных почти наизусть страниц, как со двора послышался громкий свист и знакомый голос позвал:
— Витёк, ты идешь?
Мальчишка отложил книгу и выскочил на улицу.
Перед калиткой стояли два его приятеля. Первый, Андрюшка, держал в руках проволочное колесо и палку, второй, Санька, деловито засунул пальцы в карманы.
— Ну, побежали скорей, — скомандовал он.
— Нет, Санька, идите без меня, — виновато ответил Витька.
Мать, стоя у плиты, приоткрыла дверь, чтобы слышать, о чем говорят дети.
— Ты чего? Он же в нашу деревню, может, никогда больше и не приедет! — возмутился Андрюшка.
— Ребята, у меня мамка захворала, я не могу ее оставить, — соврал вполголоса Витька.
Сквозь приоткрытую калитку мать виновато смотрела Витьке в спину. Потом прошла в комнату, открыла печку-буржуйку, давно не использовавшуюся по своему прямому назначению, и просунула руку в тайник. Нащупала коробку, вытащила ее на свет. Неприкосновенный запас, деньги на черный день.
Достав из коробки несколько мятых бумажек, мать направилась было во двор, но на пороге столкнулась с Витькой. Присела на корточки и протянула деньги.
— Вот. Беги, догоняй друзей!
Сын изумленно посмотрел на мать и мотнул головой:
— Не надо, обойдусь!
— Нет, ты пойдешь, — она силком запихнула в его чумазую ладошку деньги. И объяснила — скорее, себе, чем малолетке-сыну: — Бывает, надо отдать последнее, чтобы обрести то, что бесценно…
— А что бесценно? — спросил Витька.
— Твоя улыбка, дурачок. Беги же!
Витька во весь рот улыбнулся и выскочил во двор. Уже в конце улицы несся Андрюшка, ловко ведя перед собой на палке проволочное колесо, за ним едва поспевал Санька.
— Подождите! — весело закричал Витька.
Мама вышла за калитку и, счастливая, смотрела вслед мальчишкам, покуда те не скрылись за поворотом.
Приятели подбежали к поляне, обставленной по кругу вагончиками, на которых красовались грубо намалеванные экзотические животные.
— Вон касса, — крикнул Сашка, указывая пальцем.
Все дружно рванули туда. Отдали деньги тете, которая ловко управлялась с одноколесным велосипедом; она оторвала билеты и вручила им. Сначала ребята зашли в вагончик, обставленный внутри кривыми зеркалами. Насмеявшись вдоволь, вышли с другой стороны. На выходе они замерли. Разрисованные вагончики оказались внутри круга клетками с теми же редкостными животными, которые были нарисованы снаружи и которых
Витька раньше видел только по телевизору, да и то нечасто. Лев метался в клетке, в тени импровизированной берлоги валялся сонный медведь; были там леопарды, рыси, волки, обезьяны, даже крокодил. А еще — огромный, длинный удав. В центре этого животного царства кипело настоящее празднество. Жонглеры, стоя на ходулях, перебрасывались шариками, девушка крутилась в центре доброй полусотни хула-хупов, полуголый мускулистый великан поднимал увесистые гири. Но больше всего Витьку привлекли два клоуна, весело танцующие в самом центре круга. Один был высок, в смешных ярко-красных ботинках с большущим носком. Его рыжие волосы весело торчали в разные стороны. Улыбку подчеркивала толстая белая обводка вокруг рта, а на носу торчал здоровенный красный шар. Обведенные гримом глаза горели радостью и задором. Второй был не менее забавен, но не столь приметен — то ли ребенок, то ли лилипут. Витька никогда в жизни не видел лилипутов, поэтому определить точно не мог. Маленький клоун танцевал так комично, словно им управляла невидимая рука, дергая его за воображаемые нити, как деревянную куклу. Но Витьку поразили не столько клоуны, сколько их фокус. Человечек снял с себя цилиндр и прикоснулся к нему палочкой, после чего высокий клоун достал из него голубя. И они повторяли это снова и снова, пока небо над головами зрителей не заполнилось стаей кружащих голубей.