Тощая, со зверским выражением на редкость непривлекательного лица да ещё с нелепыми претензиями на высокомерность Анна Гестаповна вошла в многочисленную плеяду наших директоров как самый мерзкий и противный экземпляр.
Баба пробилась к власти из простых учителей, минуя даже стадию завучей, поэтому обладала просто уникальной несговорчивостью: любое даже самое разумное возражение она воспринимала как личное оскорбление, покушение на её с таким трудом завоеванное место. Мстила долго, с наслаждением втаптывая человека в грязь и пакостя по мелочам. Короче, с таким дерьмом связываться было себе дороже.
И вот в один из особо жарких июньских дней Гестаповна пригласила меня в кабинет. Перекрестившись про себя, я осторожно переступила порог "пыточной": кроме всяческих гадостей мне ждать от неё было нечего. И я оказалась права.
- У Морозова (это наш местный плантатор) травой поля зарастают, - пробурив меня недовольным взглядом, рявкнула она. - Соберите детей и завтра на прополку.
- А...
- Вы поняли приказ?
- Да, - малодушно проблеяла я.
- Выполняйте! И помните, что я здесь директор, а не вы.
Кто бы в этом усомнился? Чтобы подчеркнуть свою значимость, Гестаповна приказывала учителям вытягиваться по стойке смирно, когда она заглядывала в кабинет. И если ты, на ходу роняя журнал и очки, не подскакивала с места, когда её мерзкая физиономия показывалась в дверях, садистка на протяжении месяца изводила ослушницу придирками и нелепыми поручениями.
Собрать детей в середине июня - задача не из простых. Они ведь на каникулах, и вовсе не жаждут полоть сурепку на полях. Напрасно я трезвонила по всем номерам телефонов, которые у меня были, умные подростки, увидев кому понадобились, элементарно отключались. И все же нашлись и те, что по неосторожности или простодушию попались в закинутые сети. Какие только причины отказа не называли в спешке бедолаги, но я ведь недаром почти тридцать лет в школе, мне перечить тоже нелегко.
В результате к 7 часам утра к школе подтянулись несколько во весь рот зевающих десятиклассников: три мальчика и пять девочек. Причем двое без тяпок. Это всегда так. Приглашаешь мести - волокут ведра, белить деревья - надрываются под лопатами. Дети, что с них взять!
Но опытного педагога не обмануть. Я заранее вооружилась пятью тяпками, точно зная, что минимум две принесенные из дома сломаются через пять минут работы. Так и представляется картина: ночь, весь городок мирно спит, а в уединении сараев при свете луны хитрые дети тихонько подпиливают тяпки. Да так, чтобы с виду орудия труда были целыми, но стоило ими замахнуться, как они рассыпались бы как стеклянные.
Дергаясь, дымя и бренча к школе подкатил остов автобуса, помнившего, наверное, ещё ударные годы первых пятилеток. Откуда наши фермеры достают такие экземпляры, что они делают, чтобы те ездили - тайна, завернутая в загадку. Вообще-то, довольно забавно ехать в таком монстре, меланхолично наблюдая как мелькает асфальт в дырах под ногами, да то и дело стукаясь лбом или носом о сидения впереди.
- Это всё? - мрачно спросил водитель.- Говорили, что будет двадцать пять человек.
Это списочный состав моего класса, включающий двух инвалидов с ДЦП, пять астматиков и прочих лиц, которым категорически запрещен физический труд. С чего Гестаповна решила, что забыв про болячки, они кинутся спасать урожай фермера?
- Это все! - с вызовом огрызнулась я. - Если мало, мы пойдем домой.
Видимо, дела у нашего сельхозпроизводителя были совсем плохие, потому что дядя хмуро буркнул:
- Садитесь. Только, чтобы ни-ни!
"Ни-ни" детям в автобусе? Да он - идеалист, мечтатель! С диким ревом мгновенно проснувшиеся ученики ринулись в автобус, создав ужасающую давку на ступеньках. Мест было около сорока, их восемь человек. Путем несложных вычислений можно определить, что на каждого приходилось по пять сидений. Но надо знать наших питомцев: они моментально передрались, надавали друг другу пинков, кто-то царапался и визжал, а кто-то дико вопил:
- Дурак, дурак... лох педальный!
- Сама лохушка!
Бедный автобус раскачивался, грозя развалиться прямо на глазах. Я мудро переждала на улице, когда детки рассядутся, и лишь потом, громыхая тяпками, влезла в автобус. Торопиться мне было некуда: всё равно без учителя не уедут, а если и забудут второпях, то очень быстро вернутся обратно.
- Поехали!
Ехали мы медленно, но очень весело. Дети ржали, кидались друг в друга пакетами из-под "Ролтона" (почему-то они грызли его вместо семечек), обзывались, изображали из пластиковых бутылок с водой писающих мальчиков - в общем, всё как всегда. Но водитель нам попался без чувства юмора, почему-то постоянно кидавший на меня злобные взгляды, которые я в упор не замечала.
- Ваши дети, - наконец, не выдержал он, - не умеют себя вести!
О, тут-то он и попался! Что знал о жизни этот престарелый мальчик, чтобы выказывать недовольство мне - Арине Родионовне с тридцатилетним стажем?
- Моих детей здесь нет, - надменно припечатала я. - Это ваши дети. А не лично ваши, так соседей, друзей, кумовьев. Вот и любуйтесь, как они их воспитали. Если не нравится, так воспитывайте сами, а я посмотрю, что у вас получится.
Все знают, что школа не умеет воспитывать детей, так помогите школе: начните хотя бы с собственных отпрысков, а потом и претензии предъявляйте, что в общественном транспорте плюются, на улицах не здороваются, старших не уважают. Каковы сами, таковы и сани.
Приехали.
Солнце уже было довольно высоко, и даже в тени равнодушный термометр показывал не меньше + 25, а мы ещё не приступали к прополке. Перед нами расстилалось исчезающее за горизонтом сплошь заросшее травой поле. Что там конкретно росло, было непонятно, но не оставляло сомнений, что впереди нас ждут часы "веселья".
Дети приуныли и стали бросать изучающие взгляды на расположенную неподалеку посадку, явно намереваясь смыться и отсидеться в кустах. К сожалению, я не могла последовать их примеру.
Вскоре к нам подошел и сам виновник "торжества" - латифундист русского разлива фермер Морозов. У него не было в руках кнута, а на голове не красовался "боливар", но в остальном он был жутко похож на негодяя рабовладельца, издевающегося над безропотной рабыней Изаурой из одноименного сериала времен моей молодости.
- Где люди? - заорал он.
Вот ещё, будут тут всякие на меня рот разевать!
- Это всё, - нелюбезно пояснила я.
- Но мне обещали...
- Я вам ничего не обещала, - твердо отмела я претензии хама, - и напоминаю, что это - дети. Они не могут на солнце работать более двух часов. А с каждым часом становится все жарче и жарче.
- Это поле закреплено за вами.
- Оно так и останется закрепленным и не прополотым, если вы не дадите реального задания по имеющимся силам.
Мы препирались, наверное, с полчаса. Он кричал, даже пару раз топнул, а мне что? На претензии Гестаповны (если плантатор наябедничает) скажу, мол, обидели меня, а я безропотно молчала и плакала. На очную ставку этот Бармалей всё равно не приедет.
И чем всё закончилось? Окончательно охрипнув, Морозов всё-таки сдался. У опытного учителя даже полностью отбившиеся от рук разгильдяи за собой в классе убирают: куда ему со мной тягаться.
- Так, дети, - бодро обратилась я к заскучавшим во время нашей перепалки подросткам, - задача такова: идем по рядку, разворачиваемся и прихватываем ещё один. А потом сразу же домой. Полем...
Я вопросительно взглянула на плантатора.
- Кабачки, - фыркнул тот. - В общем, разредить надо и траву выполоть, а междурядье потом трактором пропашем.