"Солнце встанет рано
Поутру сиять.
Оно тоже хочет
Коммунистом стать!
Выйду спозаранку,
Гляну на село.
Мой герой - Стаханов
Напишу ему письмо..."
И кто такое в состоянии изучать?
А вот назвали бы школу в честь Дэна Смирнова, освободившего детей от летней "принудиловки", каждый ученик гордился, что учится в школе его имени.
Кстати, Денис Смирнов в последствие окончил медицинский институт. Говорят, стал хирургом. Гестаповна же после головокружительного взлёта сорвалась, и теперь тихо пропивает свою пенсию, а Морозов... Морозов, по-прежнему третирует школы нашего городка, старательно избегая нашу.
Каждому своё.
ЛОСЬ.
Лось появился в нашей школе сразу же после того, как Гестаповна пошла на повышение. В отличие от первой, для него это назначение оказалось солидным понижением.
До сих пор точно неизвестно кем он был по профессии. Злые языки намекали на ветеринарное училище, но зверям повезло больше чем нам, потому что по специальности Лось никогда не работал.
Его биография типична для руководителей всех рангов в нашей стране. Когда-то юный и энергичный Миша отличился на комсомольской работе: где-то с кем-то нужным выпил, кому-то что-то во время вылизал, и вот его постоянной специальностью стало руководство, и неважно чем или кем. Главное: наличие кабинета, портфеля и присутствие на летучке у главы района.
И всё в его жизни складывалось хорошо, пока Лося не сгубила простительная для русского человека склонность к "зеленому змию". Пьют "наверху" обычно как лошади, но он умудрился сплоховать перед высокими гостями: облевал что ли кого-то или его, наоборот, облевали - народная молва толкует об этом туманно. Вот и засунули Михаила Абрамовича от греха подальше в образование. Школа всех проглотит. Здесь каких только уродов не было: пьяницу в директорах уж как-нибудь переживут.
Лосем он стал автоматически, едва переступив порог учебного заведения. Учителя и ученики шли параллельными курсами, но выдали одно и то же, едва завидев почти двухметровую фигуру со странным загривком и головой втиснутой в плечи. Ноги у него были расставлены как у Эйфелевой башни, уныло свисали усы, и глаза за огромными линзами очков отсвечивали вселенской тоской завзятого алкоголика.
Как руководить учебным заведением он понятия не имел, но подошел к процессу со всей ответственностью, на которую только был способен.
Начал он с учреждения ежедневных летучек, которые устраивал в семь утра и вёл прямо до звонка на первый урок. На них были обязаны присутствовать все завучи, завхоз и повар. Можно только представить, как ликовали наши завучи, тащась в школу к семи, а потом полтора часа досыпая под бесконечные лосиные сентенции, вызванные похмельной депрессией.
После благополучного внедрения летучек, Лось пошел дальше.
Он ввел ежедневные линейки перед уроками, на которых каждый класс должен был отчитаться в наличии учащихся на занятиях. К счастью, эта затея с треском провалилась: оказалось невозможным свести количество пришедших на линейку детей с посетившими в этот день школу учениками. Не считать же основным контингентом стайку первоклашек, которых приволокли мамаши. В остальных же классах красноречивые пустоты загораживали, выпятившие животы и груди дебелые тетки - классные руководители, в кои-то веки радующиеся лишним килограммам. Из-за них робко выглядывали считанные детские мордашки.
А ещё были уходящие в бесконечность педагогические советы. Лосю торопиться было некуда: заветный шкалик к тому времени он уже выпивал наполовину и чувствовал потребность в общении.
Каждый понедельник превращался в пытку.
Вообще-то, на педсоветах учителя занимаются своими делами: кто-то проверяет тетради, кто-то заполняет журнал или считает пропуски. Всё что угодно, лишь бы не слушать бред, который несёт начальство, доводя до нас приказания свыше.
Однако Лось сразу же пресек это возмутительное пренебрежение своей особой, строго-настрого запретив побочные занятия. Что же, его можно понять: говоришь-говоришь, а неблагодарные тётки тетрадки проверяют, как будто для этого ночи не существует.
Пришлось прислушиваться и, надо сказать, толковал он об очень забавных вещах. Что принадлежало лично ему, а что департаменту господина Ливанова судить не берусь. В учительской тусовке отношение к министру образования практически такое же, как у евреев к Гиммлеру. С красноречивыми и нецензурными комментариями.
Но вернемся к нашему директору.
Однажды мы с ним долго препирались по поводу моего образования. Дело в том, что я в свое время окончила университет, и у меня в дипломе стоит "преподаватель русского языка и литературы". Так вот, этот тип мне всерьез доказывал, что преподаватель - вовсе не учитель, и в школе работать недостоин. А если все-таки хочу учить детей, то должна подать документы в пединститут и отучиться на учителя. Я отказалась. Он пригрозил мне увольнением, а я ему прокуратурой, судебным разбирательством да ещё взысканием компенсации за моральный ущерб. Лось показал мне какую-то глупую писульку, где мутно и туманно говорилось об обязательном изучении учителем педагогики, а ему вкладыш из диплома, где за эту самую педагогику стояло "хорошо". Разошлись очень недовольные друг другом.
А как-то Лось на полном серьезе заявил, что отныне каждый педагог будет совмещать в своем лице сразу несколько ипостасей.
- Вот вы, Жанна Ивановна, - почему-то поясняя свою мысль, он обратился напрямую ко мне, - ведете русский язык и литературу, а техничка Анна Михайловна моет полы. В случае необходимости она может вести уроки за вас, а вы помоете полы за неё.
Я онемела от такого поворота дела. И что на это можно сказать? Ладно, как-нибудь тряпкой по полу повожу, хотя не для того, чтобы вычищать грязь, я шесть лет проучилась в университете. Но каким образом почтеннейшая Анна Михайловна, которая изъясняется исключительно матом, вдруг станет ведущим филологом нашей школы? Надо же, как он быстро сегодня накушался любимого шнапса.
- Не надо морщиться, - тотчас неправильно истолковал моё изумление директор, - всякий труд почетен. Учитель должен подавать пример трудолюбия, а не кичиться своей образованностью.
Я облегченно вздохнула: теперь понятно, откуда ветер дует. После операции на щитовидке я отказалась летом окашивать обочины дороги на въезде в город. Лось не забыл этого возмутительного непослушания, и даже спустя полгода всё-таки укорил меня нежеланием трудиться на общее благо.
Но если мне стал понятен смысл внезапного выпада, то мои коллеги находились в прострации. Им бросилась в глаза другая сторона вопроса.
- Вообще-то, чтобы преподавать русский язык, - гневно заметила наша химичка Ольга Петровна, - надо долго учиться.
Лось пренебрежительно фыркнул. Вот ещё, будут тут всякие рот разевать!
- Я знаю, о чём говорю. Коллеги, достаточно открыть учебник русского языка, чтобы увидеть: новый материал занимает от силы полстраницы. Несколько правил любой выучит и расскажет детям. Что там сложного?
Действительно, что? "- Ча, - ща" пишется с буквой "а" - читается как смешные стишки, но треть наших учеников с первого класса упрямо пишут "я", почему-то игнорируя такое легкое и короткое правило. Впрочем, к этой трети относился и наш любимый директор, который писал с чудовищными ошибками, твердо уверенный, что легче предмета, чем русский язык нет в учебной программе. А что? Как слышит, так и пишет. Не мешает же ему это обстоятельство держать в кулаке нас - "грамотеев".
- Иное дело устройство слесарного станка или автодело, коллеги, - на полном серьезе продолжал он свою филиппику против классического образования, - и сложно, и не каждый разберется, а главное - полезно и необходимо нашей стране. Тем не менее, Жанна Ивановна...