Давид Ливингстон и его открытия в Южной Африке
Восемнадцать лет тому назад из устья Темзы выходил ничем особенным не заметный корабль, один из таких кораблей, каких тысячи ежегодно приходят к Лондону и от него отходят. На этом корабле плыл из Европы бедный и неизвестный молодой человек. Корабль пристал к африканскому берегу, молодой человек вышел на землю и углубился вдаль, в неведомые пустыни, пропал между дикими племенами, которых даже имена не были известны в Европе. Пропал и слух о бедном молодом человеке.
Время шло. Европа деятельно занималась решением своих политических и религиозных, гражданских и военных вопросов. По-прежнему в Темзу входило и из Темзы выходило множество кораблей; деловой народ толпами двигался из предместий Лондон в самый город, и — могло ли кому-нибудь прийти в голову вспомнить о каком-то молодом человеке, который восемнадцать лет тому назад уехал в Африку ? Вдруг стоустая молва прославила этого молодого человека: деловые толпы тысячами голосов стали повторят имя доктора Давида Ливингстона , предприимчивого, неустрашимого путешественника, исполненного самоотвержения и преданности своему делу миссионера. В несколько дней ученые и неученые люди в целой Европе знали о его открытиях и единодушно им удивлялись. Тотчас же все церкви евангелического исповедания в Англии согласились публично изъявить свою благодарность человеку, оказавшему столько услуг святому делу миссионерства.
До открытий Ливингстона вся южная половина Африки казалась однообразною, безжизненною пустыней; карты этой части света робкими точками изображали предполагаемые течения рек, но в некотором удалении от берегов — и точек не было. По берегам известны были редкие поселения и станции, да устья рек, в которых мореплаватели запасались водою. Далее вглубь страны — будто все только степи да степи, сожженные палящими лучами солнца, без воды, без растительности, без жизни, где безраздельно царствуют одни лютые звери, цари пустынь и степей. В эти-то дикие, неведомые края южной Африки дерзнул пробраться Ливингстон.
Задача Ливингстона состояла в том, чтобы проникнуть внутрь Африки с евангелием и проложить путь просвещению, для прекращения отвратительного торга невольниками, и он победоносным образом выполнил свою задачу. Дорога проложена, и Африка открыта для торговли и цивилизации.
С 1840 до 1849 года Ливингстон занимался изучением наречий и нравов туземцев и сделал, одно за другим, четыре большие путешествия. Каждое путешествие, взятое отдельно, так значительно, что одно могло бы навсегда прославить человека.
В первое за тем еще более важное путешествие, предпринятое в 1849 году вместе с женой и детьми, Ливингстону удалось добраться до одного из внутренних озер Африки, озера Нгами, лежащего на расстоянии 1300 верст в прямом направлении от города Капа на мысе Доброй Надежды. Об этом озере он неясно догадывался из разговоров и рассказов туземцев. Потом, все ещё вместе с своим семейством, он все дальше и дальше разведывал и открывал неизвестные до того времени края, и таким образом открыл великолепную реку Замбези, которую он считает большою дорогою для сообщения Европы с внутреннею Африкой. Наконец от 1852 до 1856 года, оставив семейство свое в Капштадте, Ливингстон один, в сопровождении нескольких туземцев, среди бесчисленньх трудностей, прошел через всю Африку, сначала с востока на запад, а потом с запада на восток на пространстве восемнадцати тысяч верст. Благодаря Ливингстону, теперь известно, что внутренняя Африка орошается многоводными реками, покрыта роскошною, разнообразною растительностью; известно, что берега этих рек населены многочисленными племенами, которые имеют понятия о торговле и уж конечно имеют ясное понятие о войне; короче сказать — известно, что южная Африка — не бесплодная, безводная, безлюдная и непроходимая пустыня, а страна с богатою будущностью, открытая для предприимчивости, торговли и миссионеров.
I
Ливингстон родился в 1813 году в Блантайре, близ Глазго, в Шотландии . Отец и мать его были люди бедные, которые должны были посылать своего десятилетнего сына работать на бумагопрядильную фабрику, чтобы его заработками поддерживать скудное существование семейства. Ему приходилось работать от шести часов утра до восьми часов вечера. При другом характере мальчик в такой работе заглох бы совершенно и одичал; но маленький Ливингстон, напротив, энергически работал для того, чтобы приобрести себе хороший запас знаний. боте заглох бы совершенно и одичал; но маленький Ливингстон, напротив, энергически работал для того, чтобы приобрести себе хороший запас знаний.
«Получив свой заработок за неделю (пишет Ливингстон), я купил себе латинскую грамматику и несколько лет сряду упорно учился этому языку, потом ходил в школу от 8 до 10 часов вечера, и еще работал с лексиконом до полуночи, пока мать, бывало, не отнимет у меня книг. Таким образом я прочитал многих классиков и в семнадцать лет знал Горация и Вергилия гораздо лучше, нежели знаю их теперь.
«Школьный наш учитель, получавший жалованье от фабрики, на которой я работал, был человек очень добрый, внимательный и до крайности снисходительный касательно платы с учеников, так что в его школу принимался всякий, кто только хотел».
Ливингстон читал все, что ему попадалось под руку, все, кроме романов. Книги ученого содержания и путешествия составляли для него наслаждение. После чтения, более всего он любил изучать самую природу. Очень часто, вместе со своими братьями бегая по окрестностям деревни, он собирал образчики минералов. Один раз он забрался в известковые ломки и к большому удивлению рабочих с восторгом бросился собирать раковинки, которых там было много. Один из рабочих смотрел на него с сожалением, а Ливингстон спросил его, отчего здесь такое множество раковин, и как они сюда попали?
— Когда Бог сотворил эти скалы, в то же время сотворил и раковины, — отвечал с невозмутимым спокойствием работник.
«Скольких трудов избавились бы геологи и как бы мы все недалеко ушли, если б можно было отвечать на все такими объяснениями»— замечает Ливингстон в своих записках.
«Чтоб было возможно читать, во время работы на фабрике, пишет автор, я поместил книгу на самый станок, на котором работал, и читал таким образом страницу за страницей, не обращая внимания на стукотню машин со всех сторон. Этому обстоятельству я обязан неоцененною способностью углубляться в самого себя и совершенно уединяться посреди всякого шума; эта способность была мне чрезвычайно полезна в моих путешествиях между дикарями.»
Ливингстон посвятил свою жизнь страждущему человечеству и избрал для своего служения вернейший путь: решился сделаться врачом и миссионером, и для того не щадил своих сил. В девятнадцать лет он получил место прядильщика и, при первой прибавке жалованья, начал копить деньги. Все лето Ливингстон работает неутомимо; а зимой слушает лекции медицины, греческих классиков и богословие.
«Никогда никто не помогал мне, — говорит Ливингстон с законным и полным сознанием, — и я, со временем, своими собственными усилиями, достиг бы своей цели, если б неко торые из моих друзей не посоветовали мне войти в сношения с обществом миссионеров в Лондоне, как с учреждением, основанным на самых широких христианских началах. Это общество не имеет никакого оттенка секты и посылает к язычникам не пресвитериан, не лютеран, не протестантов, но самое Евангелие Христа . — «Мне именно этого и хотелось и с таким именно направлением я мечтал об устройстве общества миссионеров. Теперь, когда вспоминаю об этой рабочей поре моей жизни, я благословляю эти минуты, и радуюсь, что большая доля жизни прошла в трудах и занятиях, которыми я достиг своего образования. Если б надо было снова пережить все то, что я пережил, я был бы очень рад и не выбрал бы другого пути жизни, может быть более легкого и беззаботного». Силой воли и неусыпными трудами глазговский прядильщик одолел все препятствия, грозившие разрушить его мечты быть миссионером, и Ливингстон с успехом выдержал медицинский экзамен. Ему хотелось сначала выбрать Китай поприщем миссионерской деятельности, но война за опиум преградила туда все пути, и Ливингстон обратился в ту сторону, где трудился и работал почтенный Моффат, — в Африку.