— Стойте! — крикнул «резиновый человек» и нагнулся над ручьем, да так низко, как будто хотел умыться в кипевшей воде.
Он долго наблюдал за рыбой, следуя за шумливой стаей вверх и вниз по течению. Наконец попросил, чтобы ему дали кусай мяса из наших запасов. Разрезав мясо, «резиновый человек» бросил кусочки в середину стаи. Однако форели, известные своей прожорливостью, лишь остановились на мгновение, но еду не тронули. Спелеолог выпрямился:
— Надо быстро собираться. Через два часа, самое большее, будет буря с проливным дождем.
Мы дружно запротестовали. Художник, которому так хотелось порыбачить, чуть не оплакивал наш уход и все убеждал фотографа остаться, даже если бы небо раскололось.
Солнце палило все немилосерднее, но небо было ясное, и доводы спелеолога казались нам неосновательными. Однако он продолжал настаивать:
— Поверьте мне, этот признак никогда не обманывает горных жителей. Когда форель начинает метаться в воде, — если, конечно, она не занята любовными утехами, — значит будет гроза. Теперь начало сентября, для свадебных танцев еще рано; и потом разве вы сами не видели? Форель отказывается от пищи, — она чувствует приближение грозы и ливня, очень опасного для нее. Поверьте мне, эта рыба — непревзойденный метеоролог.
Что делать, спелеолог был опытным туристом, и нам пришлось подчиниться.
До пещеры, где можно было укрыться от непогоды, оставалось еще часа три пути. Гроза (когда она разразилась, мы почти не удивились) застала нас на полдороге. И к знаменитой пещере Охаба-Понор мы добрались усталые и промокшие до костей. Художник, не утративший под дождем чувства юмора, вынул из рюкзака единственную пойманную форель и, торжественно поцеловав в мокрую голову, «благословил» ее на костер. Однако ужин пришлось отложить: спички, сухой спирт — все было мокрым. Не удалось зажечь даже ацетиленовые лампы. Освещая дорогу фонариками, мы двинулись в глубь пещеры.
«Резиновый человек» шел впереди. При слабом свете фонариков мы видели, как он змеей скользил между сталактитами и сталагмитами. Он словно очутился в родной стихии. Мы с трудом поспевали за ним. Вскоре дорогу нам преградил ручеек с теплой водой. После «небесного» холодного ливня мы приняли этот подземный душ и с удовольствием и с беспокойством. Ведь место было совершенно незнакомым, пещеру открыли недавно, и до нас в ней побывало всего несколько человек.
Мы пробирались ощупью, внимательно прислушиваясь. Но ничего, кроме шума воды, стекавшей с нашей одежды, не доносилось из темноты. Художник все пытался поддеть спелеолога:
— Лучше бы вы были прорезиненным плащом, а не «резиновым человеком»... По крайней мере было бы во что завернуться!..
Так добрались мы до середины пещеры, не встретив ничего особенного. Нужно было возвращаться. Фотограф, однако, не захотел остаться ни с чем. Он установил треножник и достал из рюкзака старомодную, в прямоугольной коробке, камеру с простым объективом и стеклянными пластинками. Наиболее современным орудием у фотографа было приспособление для магниевой вспышки.
В тот миг, когда он нажимал на кнопку, мы инстинктивно закрыли глаза. Даже через сомкнутые веки я ощутил взрыв света. А когда свет померк, мы снова открыли глаза. Почти в одно мгновение у всех вырвался возглас удивления. По всем законам логики, если в темноте зажечь свет и опять его погасить, мы должны вновь оказаться в полной темноте. Но все было не так: мы ясно видели купол собора, с которого спускались сталактитовые канделябры. И все вокруг: своды и стены, сталактиты и сталагмиты — было окутано сверкающей зеленовато-серебристой мантией, все сияло. Невозможно было уловить источник света. Сияние расплывалось, таяло — и погасло...
В Бухаресте, в Институте спелеологии, куда мы поехали заявить о своем открытии, нас встретили со снисходительными улыбками: пещера и ее странные свойства уже были известны. Зато нам великодушно пояснили причину «волшебства»: известняк в пещере Охаба-Понор был флюоресцирующим и, кроме того (вот она, сенсация!), слегка радиоактивным. На основании этого открытия наши биоспелеологи при изучении пещерных животных начали учитывать новый жизненный фактор — радиоактивность. Полагают, что излечивание отдельных болезней, которого добились за последние годы немецкие врачи, объясняется небольшой радиоактивностью воздуха в пещерах, куда приводили больных.
Три дня спустя—на этот раз все четверо убежденные спелеологи — мы поднимались на Вихор. Мы не скрывали надежды сделать еще одно «открытие». Ведь там, между долинами рек Арьешул-Маре, Сомешул и Кришул-Негру, находился самый большой и интересный карстовый район Румынии, насчитывающий свыше сотни пещер. Некоторые из них имели глубину лишь в несколько десятков метров, другие — свыше километра. Эти подземные сказки в последнее время стали целью туристского паломничества. Недавно обнаруженный, но уже знаменитый ледник в Скэришоаре сейчас электрифицируется, а между галереями в его пещерах сделаны удобные проходы.