Я объясняю, что «апатит» по-гречески значит «обманщик»: нередко каверзный камень своим камуфляжем обманывает геологов, его можно спутать с бериллом, простым кварцем и некоторыми кристаллами.
— Так-так, — кивает головой Олег Николаевич, постигая премудрости минералогии. — А вот, Юлия Казимировна, почему мало об этих камнях написано книг?
— Мало?
— Нет, вообще-то книжек вы привозите много. Но таких, чтоб простому человеку были понятны... Считаю, одного только академика Ферсмана понятные книги. Помните, вы нам давали «Занимательную минералогию»? И картинки хорошие, цветные — сразу камень спознаешь, тот или не тот.
Что я могу ответить охотнику? У нас действительно нет популярных, увлекательных книг по геологии, с яркими иллюстрациями, доступных читателю-неспециалисту. Многочисленные руководства для поисковых работ написаны сухим, сугубо «ученым» языком, и разобраться в них может лишь человек, уже получивший необходимую подготовку. Даже брошюры из «Библиотечки участника геологического похода», выпущенные недавно в Москве, вряд ли привлекут читателя доходчивостью и красочностью изложения. Иллюстрированы они бедно. Но на безрыбье... Ведь до сих пор нам, инструкторам, приходилось ссылаться на одного лишь Ферсмана, хотя его книги, несмотря на исключительные литературные достоинства, порядком устарели.
— Будем ждать хороших книг, — остается только ответить Олегу Николаевичу.
9
Путешествие подходит к концу. Мы возвращаемся с богатыми трофеями. Иной раз с хорошо организованной, оснащенной новейшими приборами экспедицией не обнаружишь столько интересного, как в этой поездке. Скала, о которой писал Игорь Николаевич, оказалась сложенной из прекрасного кристаллического известняка — образцы я везу в иркутские лаборатории. Есть надежда, что этот известняк станет ценным сырьем для будущего металлургического комбината в Тайшете. Обнаружено шесть проявлений марганца. В наших рюкзаках — вросшие в кварц черные кристаллы турмалина, содержащего редкий элемент — бор, образцы полевого шпата — основного сырья для керамической промышленности, блестящие пластинки мусковита и биотита — темной слюды, кристаллы апатита-«обманщика», который все-таки не ускользнул, от зорких глаз охотников.
Полевой шпат Ильины обнаружили близ давно забытой всеми кустарной шахты: некогда в долине Тагула искали слюду. Там мы увидели немало сокровищ, мимо которых прошли несколько десятков лет назад безвестные старатели.
Из двадцати одной заявки, поданной сообща Ильиными в 1959 году, девятнадцать подтвердились. Большую помощь оказали геологам таежники.
А мало ли в одном лишь Тайшетском районе таких настойчивых, любознательных разведчиков? Я вспоминаю Любу Юсоха — инструктора райкома комсомола, — нашедшую в долине Бирюсы охру, десятиклассника из деревни Соляной Юру Выборова, принесшего нам заявки на железную руду и аквамарин (заявки впоследствии подтвердились), инженера Юрия Кабанова, который обнаружил проявление ожелезненного песчаника и залежи отличного кварцевого песка.
Два года назад мы начинали на пустом месте. Оставляя район после первой инструкторской поездки, мы не были уверены, будет ли продолжаться поход и без нас. Теперь в районе целая армия открывателей таежных кладов, армия со своим штабом, командирами и передовым отрядом разведчиков — таких, как Ильины.
И я знаю: весной, когда земля освободится от снега и мы вернемся в свой подшефный район, любители-геологи встретят нас сообщениями о новых открытиях, поведут нас по новым маршрутам, чтобы поведать о разгаданных ими тайнах сибирской земли.
Ю. Дзинкас
«Войдешь — не выйдешь»
Всего три года назад это название огромной пустыни на северо-западе Китая ни у кого не вызывало сомнений. «Войдешь — не выйдешь», — так переводят с древнеуйгурского название Такла-Макан. Старинные легенды донесли до наших дней предания о смельчаках, пропавших без вести в песках, о разрушенных городах и несметных кладах, погребенных под развалинами, об исчезнувших реках. Вот, пожалуй, и все сведения о громадной пустыне, протянувшейся с запада на восток на тысячу километров и на полтысячи — с севера на юг. Даже специально оснащенные иностранные экспедиции не могли проникнуть в таинственную и неприступную Такла-Макан.
Так веками и оставались нетронутыми ее песчаные просторы. А ведь Такла-Макан не единственная пустыня в Китае: Цайдам и Алашань, Ордос и Алтын-Таг, пустыни Джунгарии и Тибета — около тринадцати процентов поверхности страны занято ими.
Между тем тщательные геологические исследования показали, что зачастую эти «никчемные» земли действительно скрывают в своих недрах клады — огромные запасы полезных ископаемых. По предположениям китайских ученых, и под песками Такла-Макан должны таиться мощные нефтеносные структуры. Чтобы выяснить это, летом 1956 года в пустыню отправились первые отряды геологов-разведчиков.
В течение следующих лет первооткрыватели прокладывали караванные пути в песках пустыни, наносили на карты ее неизведанные районы, проводили бурение, собирали образцы геологических пород — словом, начали заполнять пустое пятно на карте страны. Вместе с одним таким отрядом, получившим задание пересечь Такла-Макан, зимой 1958 года отправился в поход и я. Киностудия имени 1 августа поручила мне снять фильм о людях, покоряющих таинственную и опасную пустыню.
Едва остались позади прибрежные заросли реки Тарим и наши девяносто навьюченных верблюдов вытянулись в нескончаемую цепочку, как стало казаться, будто в мире нет ничего, кроме яркого солнца, мертвой тишины и пронизывающего холода.
Так началась пустыня.
Погода стоит ясная — ни облачка в небе. Ослепительно сияет каждая песчинка. Вдали барханы сливаются в волны, теряют очертания и кажутся у горизонта мутной, неясной пеленой. Первые километры даются с трудом — идешь, будто по перине, увязая по щиколотку в рыхлом сухом песке. Как ни спеши, больше трех километров за час не одолеешь. За караваном тянется след — оплывающая глубокая борозда.
Но вот взбираемся еще на один бархан. За ним — ровная площадка солончака. Идти сразу становится легче. С ног словно сброшены путы. Почвоведы берутся за лопаты: может быть, найдем воду? Но на дне метровой ямы только беловатая соль...
И снова надвинулись на нас совсем безобидные на вид песчаные гряды. Где-то в стороне на их однообразной желтизне зачернело пятно. Может быть, тростники? Наши фляжки неумолимо пустели, и желающих найти воду оказалось немало. Увы! На желтом склоне валяется полузанесенный песком труп лошади. Он лежит здесь, по нашим определениям, лет десять. Воздух пустыни настолько сух, что даже за этот срок кожа и кости не сгнили. Но как попала сюда лошадь? Сама ли забрела в пески, или пала во время какой-то экспедиции?
Первый наш лагерь мы разбили у подножья лысого бархана. И вот над пустыней, никогда не слышавшей ничего, кроме воя ветров и шороха песка, зазвучала песня, запищал свое «ти-ти-та-та» радиопередатчик, послышался смех наших неунывающих девушек, застучал ножом повар, готовясь угостить нас первым «пустынным» ужином.
Рано утром мы выбрались из спальных мешков. Вода во фляжках замерзла, брезент палаток стал твердым, как бычья кожа, и скатать их было почти невозможно.
Скоро взошедшее солнце засияло над нами. Однако не прошло и получаса, как небо заволоклось тучами, свирепо завыл ветер, поднялись клубы песчаной пыли и закрыли солнце. Песок пустыни смешался с темнотою неба, и начался кромешный ад. Песчинки, несомые резкими порывами ветра, полосовали по лицу, как бритвы, набивались за одежду, обжигая тело. Под ногами, как живой, заворочался бархан, пытаясь выскользнуть из-под нас. Очень трудно стало идти, но и стоять было не легче Огромные песчаные горы на наших глазах превращались в плоские равнины, а на площадках внезапно вырастали новые барханы...
Однако, как ни бесновалась пустыня, путь у нас был один — вперед. Едва утих ветер, геодезисты приступили к работе. С рейками, с теодолитными ящиками начали они свой путь по песчаным холмам. Высота гряды — около двухсот метров. Идти трудно. Два шага вверх — и на шаг съезжаешь, еще два шага вверх— и вдруг вместе с песком скатываешься к основанию дюны. Одежда мокрая от пота, мы ползем к вершине, кажется, целую вечность. А впереди другая дюна, выше этой, и нам не миновать ее.