Скорбя душой, Мышонок вернулся во двор и шепотом рассказал обо всем Коту. Услыхав весть, Кот в ужасе схватился лапами за голову. И вот тогда, первый раз в жизни, Кот, фыркнув: «Пуф»,— выпустил когти и вонзил их в Мышонка. И первый раз в жизни Пес кинулся на Кота и вцепился ему в загривок своими острыми клыками.
С позеленевшими от ужаса глазами Кот отражал удары Пса. Все сцепились клубком, только шерсть летела. Наконец ловкий Мышонок выскользнул из кучи-малы и шмыгнул в норку. Кот, весь взъерошенный и ободранный, забрался на лавр, оттуда перескочил на крышу — и ну фыркать и шипеть на Пса.
А Пес подошел к своему хозяину, лизнул ему руку и, не говоря ни слова, улегся у его ног.
Перевод с испанского Р. Похлебкина
807 идет на задание
Лейтенант! Вы похожи на барабульку! На вывернутый овечий тулуп! На фазана с выщипанным хвостом!
Капитан второго ранга ходил из угла в угол и громко ругал Никишина. Лейтенант был одет в телогрейку без хлястика, широченные ватные брюки. На голове торчала серая солдатская шапка, на которой нелепо красовался морской краб. Никишин переминался с ноги на ногу и чувствовал, как из валенок выжималась жирная трюмная вода.
Капитан второго ранга служил на всех флотах. Поэтому его сравнения были пропитаны колоритом многих мест.
А Никишин до войны работал инженером, в МТС и на флот попал по ошибке торопливого райвоенкома. Ни ростом, ни здоровьем, ни характером он никак не подходил к морской службе. За это и послали его, как он сам считал, на рыбацкий катер, который безропотно возил для камбузов треску и капусту, оставаясь в самом глухом обозе.
— Ну, вот что... — Капитан второго ранга задержался, глядя в лицо Никишину. — Вы пойдете в море.
И подумал: «Другого бы послал, да некого, у тебя хоть машина на ходу».
— Пойдете далеко, на важное дело. Одним словом, поступите в распоряжение офицера из особого.
Катер «807» стоял у самой захламленной части пирса. По доскам, пустым ящикам и бочкам тяжело прыгали крысы.
Матросы делали приборку, обкалывали лед с лееров. Над заливом висел сырой туман. Похожая на огромный утюг, с моря плыла лиловая туча. Ее заметили только в полдень, когда солнце едва-едва поднялось над горизонтом.
Никишин следил, как падали за борт горящие махоринки. Рядом с ним стоял офицер из особого отдела — капитан Голованов. Худое нервное лицо капитана рассекали морщины. Они странно тянулись от глаз к подбородку.
Капитан часто кашлял. Его лицо напрягалось, на скулах вспыхивал румянец. Он торопливо выхватывал платок и прижимал его к высохшим губам.
— Климат здесь неподходящий, — произносил Голованов каждый раз, будто оправдывался.
— Никудышный климат, — соглашался Никишин, глядя, как махоринки, кружась, падают на воду и тонкая масляная пленка разрывается, образуя дрожащий круг.
— Если все будет благополучно, мы дойдем туда на пятые сутки. У вашего катера мотор не громкий. Мы должны подойти, как мышь. Для нас неясно — кто там и много ли. Люди у вас надежные?
— Вроде бы ничего. Третий год вместе.
— Можете охарактеризовать каждого?
— Почему же? Вон тот, у кнехтов, — Никишин кивнул на мичмана в длинном дождевике, — боцман Лазарев. Добровольно ушел из мореходки на Северный флот. Вежливый, жалостливый до людей.
— А деловые качества?
— Мотор знает. Он у него вроде как за брата. Только разговаривать с ним стесняется. И, между прочим, — Никишин поднялся на носках к уху капитана, — сочиняет стихи. Ничего стихи, смешные.
Из люка выбрался матрос с ведром ржавой воды. Он брезгливо держал дужку, обернутую рукавицей. Несмотря на холод, матрос был в одном бушлате и отутюженных «клешах». Он поставил ведро на леер и торопливо опрокинул за борт.
— А это Зяблик. Попал из Одессы. Настоящая фамилия его Кориенчик. Но он утверждает, что это по маме. А папа у него был Зяблик, тот знаменитый водолаз, который нашел затонувший «Черный принц». Ну, а деловые... — Никишин вздохнул. — Моторист. Вахту несет исправно, только души к мотору не имеет. Просится на настоящий корабль или в морскую пехоту.
Никишин посмотрел на огромного матроса в солдатском ватнике. Матрос с остервенением сбивал лед с палубы. Изредка тыльной стороной ладони он вытирал лоб и заталкивал под шапку выпадающий льняной чуб.
— Старший матрос Якушкин. Помор. До войны работал рулевым на этом же катере. Тогда он назывался «Колгуевым». А сейчас вместо «Колгуева» поставили просто «Восемьсот семь», по реестру. Мотор не знает, но никогда не «расписывается», ведет по ниточке.