Он показал на скалу, освещенную луной. На фоне звезд и слабо тлеющего неба капитан различил антенну локатора. Рядом стояли два темных предмета. Видимо, прожекторы.
— Останьтесь здесь!
Голованов исчез в тени. Он крался бесшумно, с беспокойством прислушиваясь к стуку сердца. У них могут быть собаки. Стоп! Близко подходить нельзя. Заметят следы.
Минутная стрелка не торопясь обошла круг. Шесть. И сразу послышалась музыка. Почти такая же, как у московского радио. Подумалось даже, что сейчас веселый диктор скажет: «Доброе утро, товарищи! Сегодня двадцатое марта тысяча девятьсот сорок третьего года»... Но музыка вдруг оборвалась, хлопнула дверь.
— Reks, komm zu mir!
К вышедшему подбежала лайка. Немец прошел немного вперед и остановился возле метеорологической будки. На мгновение вспыхнул фонарик. Не больше ста метров отделяли его от капитана. Потом он прошел дальше, снова засветил фонариком и что-то записал в блокнот.
Голованов тихо попятился назад к Лазареву. Он приказал привести всех матросов, а сам остался наблюдать.
За день удалось рассмотреть всю наблюдательную станцию, устроенную добротно и скрытно.
Жилая палатка располагалась в пещере с небольшим входом. Около нее стоял станковый пулемет. На высокой скале у локатора и прожекторов капитан заметил бетонный дот, замаскированный камнями. Одна амбразура выходила к морю, из второй просматривалось побережье. С тыла этому доту ничто не угрожало. По отвесной круче, метров тридцать высотой, огражденной острыми зубьями скал, ни подняться, ни спуститься, видимо, нельзя.
У маленькой бухточки тоже был дот, прикрывающий подходы с моря.
Солдаты выходили редко. Доты и палатка, возможно, связаны телефоном. Капитан насчитал девять человек. Они вели наблюдение за погодой и морем.
Словом, станция представляла крепость, которую можно одолеть большими силами, измором или внезапностью. Немцы хотя и вели себя осторожно, но были уверены в своей безопасности. Откуда знать им, что лишь один человек высказал догадку о существовании на далеком арктическом острове наблюдательной станции?
Итак, внезапность. Ночью. Забросать доты и палатку гранатами. Двое — Синцов и Зяблик — возьмутся за дот на берегу. Сам капитан и Якушкин — за жилую палатку и станковый пулемет. Никишин и Лазарев взорвут дот на скале.
Встретившись с матросами, капитан подробно изложил свой план. Голованова несколько удивило настроение матросов. Они совсем не волновались и слушали так, будто им читают политинформацию.
Синцов с Зябликом распутывали просмоленный шкертик и связывали гранаты.
— Зачем вам, дедуня, гранаты? Вы всех фрицев бородой распугаете.
— Дедуня да дедуня! Для тебя я Матвей Игнатьевич, а не дедуня! — сердился старик.
— Проверим часы, — сказал капитан. — Запомните, в два тридцать. Разом!
Якушкин шел сзади капитана, держа четыре связки гранат, как дрова.
Синцов и Зяблик медленно подбирались к доту у моря.
— Может, шугнем сначала? Хоть на живых поглядеть.
— Насмотришься. Замри! Никишин и Лазарев карабкались по скале, ощупывая каждый камешек. Они поняли, что дот, заваленный тяжелыми камнями, гранаты не пробьют. Надо только в амбразуру. Спереди близко подходить рискованно. А если попытаться обогнуть с тыла?
Туда двинулся Лазарев. В скале он находил едва заметные щели и пробирался медленней улитки, почти повиснув на руках над обрывом, где зубьями торчали острые гранитные скалы.
С каждой минутой автомат, заброшенный за спину, и связка становились тяжелей и тяжелей. Лазарев держался онемевшими пальцами буквально на трех сантиметрах выступа.
Дот рядом. Черное — это вход. Если взрыв? Значит... значит, волна собьет вниз. На камни.
Лазарев прижал потный лоб к холодной и колючей, как наждак, скале. Он не может посмотреть на часы. Левая рука вцепилась в щель. В правой связка. За спиной — обрыв. До входа два метра. Он услышит выстрелы и бросит туда связку.
Лишь бы хватило сил удержаться до начала. А потом бросить гранаты.
Не пугает нелепость смерти. Чудно: первый бой — смерть. Война. Кому-то суждено умереть, кому-то жить...
Вдруг взвыла от испуга собака. Тяжело, с натугой грохнул взрыв. Всплеснулся рыжий огонь. Оттуда, где был Лазарев, вырвался луч прожектора и впился в упавших ничком капитана и Якушкина.
В доте что-то зазвенело. Кто-то сонно вскрикнул. Длинная очередь трассирующих пуль сорвалась со скалы.
— Только бы сил!
И на скале почти одновременно взметнулись два взрыва. Один близко — перед амбразурой — ослепительно яркий. Другой — придавленный камнями.