— Мусор, — произнес он с удивлением, пытаясь разгадать, какой смысл вложил в это Маркграфф.
— Мусор! — повторил Сайке. Тогда взорвался Маккриди, повар:
— Я всегда думал, что он ненормальный. Говорил: то, что в ящике, дороже золота!
— Нет, — живо вмешался Барри. — Я помню его слова. Он сказал: «То, что здесь, будет ценнее золота, если вы доставите это моему другу, профессору Макдональду, на побережье».
Барри обвел их всех взглядом: большого ирландца повара; Сайкса, матроса, который когда-нибудь сможет отправиться домой к своим детям и жене; Джонсона, портового забулдыгу.
Потом подумал об университетском дворе, позелененном весной, о девушке, которая ждет; подумал и о джунглях, из которых они выбрались,— этой зеленой преисподней; вспомнил, с какой настойчивостью четверо людей боролись с джунглями, стремясь выполнить обещание, четверо, которых объединило и спасло порученное им дело. Это и был подарок Маркграффа.
Перевод с английского Е. Штих
Рисунки М. Горшмана
Остров птиц
Он лежит на западе самого большого в Китае соленого озера Кукунор. Веками этот остров, похожий на гигантского головастика, был окутан тайной. Ведь раньше на Кукуноре не знали лодок, и местные жители пробирались к острову только зимой по льду. Тогда пусто было на острове — ни зверя, ни птицы, только яичная скорлупа рассеяна повсюду. Поэтому и называли его яичным.
Только в мае 1959 года появилась здесь первая рыболовецкая джонка. Как только она пристала к берегу, целые тучи птиц взвились в небо, и их испуганные крики заглушили голоса рыбаков. На время путины рыбаки поселились в этом птичьем царстве. Они всячески оберегали пернатых его хозяев — старались не разрушать гнезда.
А вскоре весть об острове дошла до китайских орнитологов. И вот весной прошлого года на птичий остров прибыла экспедиция, организованная Пекинским зоологическим институтом Академии наук. Ученые стали систематически наблюдать за птицами. Власти провинции Цинхай объявили остров птиц заповедником.
Надо сказать, что обитатели острова прекрасно ладят друг с другом. Рыбы в озере хватает на всех, а отсутствие хищников делает остров идеальным местом для птичьего «процветания».
Гнезда птиц тесно соседствуют друг с другом. Среди них выделяются гнезда корморанов. Эти птицы-рыболовы строят новые жилища обязательно на месте прошлогодних. Судя по величине скоплений кормораньих гнезд, чтицы уже многие десятилетия высиживают здесь своих птенцов.
Другие обитатели острова — гололобые гуси — замечательны своим красивым оперением и тем, что легко приручаются. К тому же у них вкусное мясо и яйца, достигающие 150-граммового веса; а пух очень хорош для зимней одежды. Все эти качества привлекли внимание орнитологов, и они оставили 50 гололобых гусей зимовать на острове. Первый опыт прошел успешно, и, возможно, вскоре удастся превратить остров из «курорта» в место постоянного жительства ценных и полезных человеку птиц.
Чи Энь-Лан
Джон Стейнбек. Завтрак
Мысль об этом наполняет меня радостью. Не знаю, почему. Я могу восстановить в памяти все до мельчайших подробностей. Но часто ловлю себя на том, что снова и снова думаю, как все было, и воспоминания пробуждают во мне удивительное, теплое чувство удовольствия.
Раннее утро. На востоке горы были окрашены розоватым светом, который к западу становился холоднее, постепенно переходил в серый, а на далеких холмах совсем сливался с ночью.
Было холодно, правда, не мучительно, но все же очень холодно, и я потер руки, засунул их глубоко в карманы, вобрал голову в плечи и, поеживаясь, пошел дальше, волоча ноги. В долине почва приняла тот серовато-зеленый оттенок, который появляется на заре.
Впереди на дороге я увидел палатку; она почти сливалась с землей, только была чуть светлее. Рядом с палаткой стояла старая заржавленная печка, из щелей которой вырывались оранжевые языки пламени. Седой дым струился из короткой трубы и, прежде чем раствориться и исчезнуть, долго стоял в воздухе.
Около печки я заметил молодую женщину, скорее девочку. На ней были выцветшая хлопчатобумажная юбка и лиф. Подойдя ближе, я увидел, что она держит на руках ребенка. Дитя, засунув голову за лиф матери, сосало грудь. Мать хлопотала вокруг печки, раздувала огонь, передвигала заржавленные заслонки, чтобы лучше поддувало, открывала дверцу, а младенец спокойно сосал грудь. Матери это, по-видимому, не мешало работать, не стесняло ее быстрых и изящных движений, в которых были уверенность и точность. Оранжевые языки пламени, вырываясь из трещин в печке, бросали на палатку беспокойные, пляшущие тени.