2. Колониальное прошлое оставило по себе еще более глубокую память, даже шрамы. Быть каторжником, конечно, плохо, но это скорее результат фатального невезения, и любой англичанин — а англичане славятся своей безупречной честностью — с легкостью готов простить это. Но быть жителем колонии — это уже простить невозможно! Если англичане и смотрят на Австралию свысока, то вовсе не потому, что когда-то они ссылали сюда каторжников, а потому, что они посылали сюда своих самых бездарных отпрысков.
Нет ничего хуже, чем смотреть на себя глазами противника, оценивать себя его меркой. В свое время Австралия считала себя отдаленной колонией, населенной провинциалами и лишенной всяких традиций, — и действительно была похожа на таковую! Но ни одно человеческое существо, ни одна страна, ни один континент не могут продолжать жить, презирая себя. И вот в порядке самозащиты австралийцы искусно пестуют свою драчливость и задиристость.
3. В немалой степени повлияло на австралийский характер также наличие гигантских пустых пространств. В наши дни большая часть населения страны живет в городах, но мы ведь говорим о прошлом. Да к тому же открытые пространства существуют и сейчас, совсем рядом с крупными городами.
Такая обширность страны научила австралийцев не быть мелочными, не обращать внимания на пустяки, не волноваться из-за ерунды. Австралиец думает и говорит о вещах значительных. Он обладает проницательностью и достоинством. Добавьте к этому, что даже сегодня многие клерки и бухгалтеры из Мельбурна, Сиднея и Перта выглядят настоящими атлетами по сравнению со спортсменами из менее благословенных уголков мира.
4. Еще одним памятным этапом в истории Австралии была золотая лихорадка, но эта эпоха продолжается я поныне, причем сейчас она входит в свою кульминацию. Если постараться, можно и сегодня отыскать золото. Кое-кто уверяет, что можно даже особенно не стараться — нужно только нагнуться и поднять из пыли самородок!
Вся Австралия сделалась богаче за те последние десять лет, что я колебался, не зная, ехать мне или нет. Время, как говорится, — деньги, а поскольку традиция — дело времени, то ее тоже вполне можно приобрести за деньги! Хочешь иметь традицию — будь старше или богаче, одно из двух. Австралия приобретает как первое, так и второе, поэтому всякие разговоры об «отсутствии традиций» становятся уже малоактуальными.
Не является Австралия уже больше и одиноким, всеми забытым континентом, заброшенным в самый дальний угол мира. За 24 часа вы можете прилететь туда из Лондона. За 12— из США. Ныне туризм — шестая по счету крупная отрасль индустрии, а лет через десять будет третьей. Австралия становится пригородом Америки и Европы. Правда, кое-кто из австралийцев склонен рассматривать себя как «перемещенных европейцев», что абсолютно неверно. Или как «белых азиатов», что еще более неверно. Но довольно многие считают себя просто австралийцами, которыми они успешно, прямо на глазах, и становятся.
Печальный упадок антиинтеллектуализма
Я спрашивал у многих знакомых австралийцев, правда ли, что антиинтеллектуализм в их стране так живуч? Да, отвечали они. Если ваш интеллектуальный уровень выше среднего, постарайтесь не обнародовать этот тревожный фант. При этом вовсе не обязательно прикидываться слабоумным, но лучше уж быть слабоумным, чем слишком умным. Если вы любите читать, скрывайте от окружающих свою слабость, ибо, заслужив репутацию книжного червя, вы погибнете без возврата!
Но как тогда объяснить обилие великолепных книжных магазинов, не имеющих себе равных даже в Лондоне, Оксфорде и Нью-Йорке?! Справедливости ради скажу, что за пределами крупных городов — ив этом-то все дело! — книжных магазинов вообще почти нет. Однако и в этой области налицо явные перемены. Растет число университетов, растет число студентов.
Столь большая и значительная страна, как Австралия, не может жить «хлебом единым». Ей нужны идеи; нужны квалифицированные ученые — иначе она погрузится во мрак средневековья. Когда в 1957 году был запущен первый спутник, правительство внезапно осознало, что стране нужно гораздо больше инженеров, математиков, биологов, физиков. Потому-то и стали возникать университеты, куда начали завлекать молодежь. Заодно к кафедрам физики и математики прибавили совершенно бесполезные, с точки зрения здравого смысла, кафедры филологии и философии. Во-первых, это делало облик университета более внушительным, а во-вторых, философы и филологи обходятся значительно дешевле физиков и математиков... Так или иначе интеллектуальная прослойка стала крепнуть, и ее голос стал раздаваться все громче. Правительство нахмурило брови, когда вдруг оказалось, что биохимики и специалисты в области нелинейных функций начали высказываться на темы вьетнамской войны и ядерной бомбы. Ведь их нанимали, чтобы они думали над расщеплением ядра урана, а не занимались морализированием вокруг атомной бомбы! Но уж если молодой человек учится думать, очень трудно внушить ему, что именно он должен думать! Он все равно будет иметь свое мнение и будет открыто выражать его. Вначале не слишком громко и решительно, но будет.