Через несколько дней я вырвался из больницы, чтобы лететь. Навигационная система сработала отлично, и это было большой удачей, так как над островом Лорд-Хау гремел шторм, и я смог разглядеть его, только подойдя на пять миль. Могу сказать — я был счастлив. Более острых и захватывающих переживаний, чем при полете через Тасманово море, я до той поры не испытывал. Я был счастлив не только потому, что успешно сработала моя система, но и потому, что мне удалось в одиночку отремонтировать машину после того, как ее ночью потопил шторм в лагуне острова Лорд-Хау, пока я отсыпался на берегу.
Все обошлось как нельзя лучше, хотя были и маленькие неприятности: когда в Австралии машину поднимали из воды, крюком крана мне оторвало кончик пальца. Из Сиднея я продолжал полёт на север, чтобы попытаться первым облететь вокруг света в одиночку.
Я прошел две тысячи миль, миновал Большой Барьерный риф, затем Новую Гвинею, Филиппины, Китай, направляясь к Японии. Там-то я и сделал злополучную остановку в прибрежной гавани.
Японцам в то время повсюду мерещились шпионы. Заподозрили они и меня. Они приказали мне сесть в этой крошечной рыбацкой гавани и только в ней. По северному краю гавани тянулись телефонные провода. Поднявшись на следующий день в воздух, я тут же врезался в эти провода. «Джипси Мот» отшвырнуло назад, вошедшие в фанерный корпус провода пружиной кинули самолет на стенку гавани. Зрелище, надо думать, было великолепное. Мне остается сожалеть, что я не видел всего этого с земли...
Придя в себя, я решил, что умер и уже нахожусь на том свете, ибо видел какие-то неземные красные сумерки. Объяснялось это очень просто: я смотрел на мир сквозь пелену крови. Позже на мне насчитали тринадцать ран и переломов.
Вновь для меня начались испытания на выдержку. Хотя я порядком устал, пока вел машину до Японии, но до полного нервного истощения меня, как мне казалось, довела сверхвежливость японцев, вереницей тянувшихся мимо моей больничной койки для того, чтобы выразить свое соболезнование.
Спустя полгода, уже в Англии, я все еще не мог ездить в поезде без того, чтобы поминутно не выглядывать из окна, дабы убедиться, что линия свободна и крушения не произойдет. А уж въезд в туннель был для меня сплошным кошмаром.
Мне повезло: в Японии я попал в руки опытнейшего врача. Но он не говорил по-английски, а я по-японски. Может быть, поэтому я не сознавал тогда, насколько серьезно поврежден у меня позвоночник. Боли периодически навещали меня впоследствии целых десять лет. Часто во время их я испытывал сильное желание, иногда переходившее просто в необходимость, стоять на голове. Я подавлял эти порывы, считая их эксцентричными. Но многие годы спустя, начав проделывать по утрам целый комплекс упражнений, я научился стоять на голове. Убежден, что именно благодаря этому и другим упражнениям для растяжения позвоночника я избавился, наконец, от болей.
В 1951 году я решил всерьез заняться глазами. У меня очень сильная близорукость и астигматизм. Для людей с нормальным зрением поясняю: посмотрите на мир сквозь мощное увеличительное стекло, и вы узнаете, что значит быть близоруким; если же на небе вы видите вместо одного несколько лунных серпов, наложенных друг на друга, — это астигматизм. Многим самым сокровенным моим мечтам не суждено было сбыться по причине плохого зрения. Из-за него я не попал на флот. В колледже Мальборо, где мне до жути хотелось играть в регби, меня выгоняли с поля. И, верно, поделом.
Потом я увлекся боксом и в девятнадцать лет хотел сделаться профессионалом. Но о какой карьере может мечтать боксер, если он не видит зрачков своего противника?
Позже плохое зрение чуть не погубило мои планы в авиации. В самом начале своей летной карьеры я получил права пилота-любителя с условием, что буду носить особые очки, предписанные министерством авиации. Потом я пытался получить права гражданского пилота, дающие право работать на коммерческих линиях. Но для их получения требовалось безукоризненное зрение. Только много позже, уже совершив одиночный перелет из Англии в Австралию, я в порядке исключения стал обладателем этих прав.
Итак, в 1951 году я решил исправить свое зрение. Перед этим я прочел несколько книг, в которых рекомендовались различные методы лечения глаз. Задача состояла в том, чтобы изменить диаметр глазного яблока (для исцеления близорукости) и его форму (для исцеления астигматизма). В течение пятнадцати месяцев я трижды в день проводил сеансы лечения. Они состояли в основном из упражнений для шеи. Кроме того, следовало много и часто моргать, брызгать себе в глаза холодной водой, напрягаясь, смотреть сквозь пелену близорукости и периодически давать глазам отдых, закрывая их руками. Напряжение было невероятным. Иногда мне казалось, что какую-то долю секунды я вижу хорошо, и сердце мое наполнялось надеждой.