Но и первые результаты дешифровки уже позволили историкам сделать важное предположение о прошлом карийского народа. Многие исследователи считали прежде, что родина карийцев лежит на каких-то островах Эгейского моря. Но теперь, раз установлено родство карийского языка с хетто-лувийскими, вряд ли можно усомниться в том, что судьбы карийцев неразрывно связаны с племенами, говорившими на этих языках. Как утверждает большая часть исследователей, предки хеттов пришли в Малую Азию не с моря, а с суши — с востока или севера. И теперь можно предположить, что этот же путь проделали когда-то и предки карийцев — народа, который сейчас заново начинает говорить...
За бабушкиным приданым
В летние месяцы по стране разъезжаются и расходятся странные, на взгляд непосвященного, люди. Они оставляют в стороне большие города, ненадолго задерживаются в райцентрах и идут по проселкам и тропам от деревни к деревне. Их можно встретить в воскресные дни на ярмарках и базарах, но они ничего не покупают, а только фотографируют и записывают. Их привлекают шумные деревенские свадьбы, но и там они скорее работают, чем веселятся.
Эти люди — этнографы, сотрудники музеев, собиратели живой старины. Они должны найти и сохранить для истории культуры свидетельства уходящей жизни, творения народных мастеров.
На деревенской улице, у колодца или на пороге сельсовета обвешанные фотоаппаратами запыленные путники стараются, как принято у них говорить, собрать «первую информацию». Прежде всего выясняют, где в деревне наиболее старые дома, где живут старожилы, у кого в сундуках еще лежит бабушкино приданое...
И будь то на Севере или в Средней Азии, на Кавказе или в Поволжье — всюду разыгрываются почти одинаковые сцены. Сначала люди удивленно пожимают плечами, отмахиваются от вопросов («Дело-то у вас пустое»), а потом постепенно начинают вспоминать, рассказывать, советовать, к кому лучше пойти, с кем поговорить. Начинает раскручиваться тот волшебный клубок, который может привести собирателей к цели.
И они переходят из дома в дом, просят хозяев раскрыть деревянные сундуки, заглянуть в темную камору, пошарить на чердаке. Их полевые тетради и дневники заполняются записями обрядов и песен, услышанных на деревенских свадьбах и праздниках, описанием девичьих посиделок, проведенных за прялкой или ткацким станком. На фото- и кинопленках остаются улыбающиеся и серьезные старушки в давно забытых девичьих и женских нарядах, сосредоточенные старики, показывающие отцовское кремневое ружье или старую рыболовную снасть. А в адреса музеев идут посылки с собранными в «поле» вещами.
В музеях эти вещи начинают новую жизнь. К ним обращаются самые разные специалисты по самым различным поводам. Книга записи посетителей одного только отдела тканей Государственного Исторического музея в Москве является интереснейшим документом. В музей идут ученые-историки и студенты-гуманитарии. Первые — чтобы найти в вещественных памятниках подтверждение своим научным догадкам, вторые — чтобы собственными глазами увидеть трофейный шведский штандарт или мундир кутузовского солдата. Художники текстильных фабрик склоняются над русской набойкой и узбекским сюзане, стараясь глубже постичь их красоту. А модельеры удивляются современной линии гуцульского кожушка или нарядного рязанского шушпана, шитого из белого холста. Режиссеры театра и кино просят показать шляпы и зонтики, обивку кресел и бальные туалеты минувшего века.
И конечно, дети, любопытные, любознательные, которые приходят в музей стайками и прикладывают к стеклу носы, если там их что-то заинтересует. И на их вопросы, на будущие вопросы их детей тоже должна дать ответ сохраненная живая история народа, осязаемая, вещественная память.
Уже два года в отделе тканей Исторического музея открыта небольшая выставка, где собрана старинная одежда народов Поволжья. Тонкие чувашские вышивки, украшавшие рубашки и свадебные платки, бисерные, кружевного плетения, закрывающие всю грудь праздничные воротники мордвы-мокши и тяжелые, с металлическими бляшками и черной шерстяной бахромой набедренные украшения — пулаи мордвы-эрзи. Красные коралловые снизки и серебряные монеты башкирского женского головного убора спорят по красоте с марийской сорокой, очелье которой сплошь покрыто древним и полным некогда магического смысла узором.
Белый холст (очень древний и излюбленный в Поволжье материал), вышивка цветной шерстью или шелком, монеты, бисер, раковины — вот с помощью чего чувашки и марийки, мордовки и удмурдки создавали свои красочные наряды.