— Пошел в табун!
Конечно, Дед нарочно послал его в тундру. Идти с бригадой невеликое дело — топай да топай. А вот побудь один-одинешенек да найди пропажу, если ни следа, ни следочка...
Пастухи встали, приветствуя его. Дед тоже приподнял свой тощий зад, пожал когтистой сухой рукой руку Внука, выплеснул остатки чая из своей кружки и протянул кружку ему.
— Повезло тебе, — сказал Манруни. — Я зимой четыре дня блукал, пока нашел Одноухого.
— Да, да, — польщенно кивнул Внук.
— Ну, где нашел? — поинтересовался Манруни.
— А это... Возле речки, вон там... — Внук ткнул рукой в темноту.
— Кхе, кхе, — кудахтающим смехом отозвался Дед. — Вот походишь с нами годика два, так все речки назубок знать будешь...
Внук лежал в палатке и слышал разговор у костра. Говорили о том, что завтра пойдут грибные места и где, в какой пади надо особенно зорко следить, чтоб олени не напали на мухомор.
— Его поставь в голове табуна!..
Внук догадался, что это о нем говорил Манруни.
— Да, да, — тоненьким голоском согласился Дед.
«Не доверяют...» Внук улыбнулся и потянулся блаженно. Ничего, он им еще покажет, какой он оленевод!
У костра заговорили об Одноухом.
— Опять пришел... — донесся до него голос Деда. — Думал, теперь не удержать... И откуда он такой взялся? Наверно, до той поры будет с нами, пока не встретит согжоев (Согжой — дикий олень (корякск.).) ... А встретит — прощай!
Внук оторопел. Так, значит, это не он нашел Кояну, а Кояна нашел его!.. А ему-то казалось, что он выдержал самое главное испытание в жизни. И как горделиво подъехал он на Кояне к самому костру...
Утром Внук не мог отыскать своих сапог.
— Апаппиль... Где-то мои обутки здесь были... — тихонько сказал Деду.
— Вон твои обутки. — Дед кивнул на торбаса.
— А мои сапоги?..
— В костре твои сапоги. Здесь не нымным в сапогах форсить.
Однажды утром в начале сентября Внук вылез из палатки и не узнал тундры. Еще вчера такая красочная, зеленая, багряная, сейчас она была белой и бескрайней, точно выросла. И вокруг была такая светлынь, что непривычно глазам.
Олени разгребали копытами снег, быки-хоры сшибались грудью, трещали рога. Кояна, высоко подняв голову, жадно вдыхал зимний воздух и точно прислушивался к чему-то далекому.
Лица пастухов посветлели, словно и на них лег отсвет зимы. Манруни, увидев Внука, скатал тугой снежок и влепил ему в лоб. Снежок брызнул, а Внук от неожиданности шлепнулся на зад.
— Ну погоди!.. — Он захватил пригоршню снега и швырнул в Манруни.
Но тот на лету поймал и мгновенно отправил обратно. На груди Внука вспыхнула белая звезда.
Весело плясал костер. Клокотала вода в котле. Дед опустил туда мелко нарезанное мясо, и в холодном чистом воздухе поплыл сытный дух.
Вот и пришла зима. В этом году она пришла чуть раньше обычного. И пастухов радовало, что праздник зимы они встретят в родном нымныме. До него всего суток трое.
Обычно зима застигала бригаду, когда родное село оставалось позади и приходилось праздновать у чужих огней. И там так привыкли, что праздник встречают у них, — даже выстроили Дом приезжих. И он не пустовал. На праздник съезжались пастухи из всех бригад, поднимавшихся на север от океана...
Снег был мокрым, рыхлым. Идти было трудно. Но через день подморозило. Подул ветерок, снег сбило в легкий наст. Пошли места, знакомые Внуку с детства. Вот Столовая сопка, гора со срезанной вершиной. Вот, еще не схваченная льдом, зачернела меж высоких белых берегов родная Олховаям. Уж здесь-то не надо бросаться вплавь, каждый брод известен...
Показались огоньки. Ветер донес запах родных дымов.
Кияв отпустил пастухов, оставив при себе Внука. С утра они будут объезжать оленей, готовиться к гонкам.
Ох как хотелось Внуку показаться на родных улицах! Но он теперь научился ждать. Он приедет в нымным после оленьих бегов, когда рога Кояны украсит алая лента победы.
С каждым днем прибывало народу. По вечерам вокруг села пылало много костров. Это с востока, от дальних океанских гор, подходили оленьи табуны.
Внук целыми днями объезжал Кояну. Искал и не мог найти напарника в упряжку, из двух тысяч оленей не мог найти равного в беге Кояне: он, разгорячась, мчал так, что тащил на себе бедного напарника. Наконец вроде подобрал.
Внук, гикая, летал на упряжке по окрестным снегам. Ветер высекал слезы, за спиной поднималась снежная метель, а в радужном далеке виделся финиш, и себя Внук видел пришедшим первым. Он даже слышал, как родной нымным и все гости рукоплескали ему...