На мгновенье Внук встретился с глазами волка, в которых плясали отсветы красного пламени. В них не было ни злобы, ни ярости, ничего. Глаза равнодушно разглядывали человека, и сердце Внука оборвало бег.
Волк прыгнул, ударил всем телом.
Падая, Внук успел подумать: какие, оказывается, большие, эти волки. Раза в два больше собаки.
Плечо сдавило раскаленными клещами. Внук чуть не закричал. Он лежал на правом боку, и что-то уперлось в самые ребра. Нож... Это давил нож.
Волк стриг зубами плечо, перебирая все выше, выше, пытаясь добраться до шеи; рвал лапами кухлянку. Он был тяжелым, и Внук с трудом повернулся на спину и успел загородить лицо локтем. Волк схватил за локоть, и рука онемела. Но в другой руке теперь был нож. Внук вытащил его, отвел в сторону и, изловчившись, ударил волка в бок. Нож не пробил шкуру, точно был тупым и бесполезным. Внук, сцепив зубы, ударил еще раз и почувствовал, как лезвие ушло по самую рукоятку, и рука стала мокрой и теплой.
Волк дернулся и ослаб. Внук согнул колени, вывернулся из-под туши, вскочил и еще раз со всего размаха ударил в шею. Волк поднялся на передних лапах, упал и пополз, оставляя на снегу черный след.
Внук вспомнил о стаде. Прислушался. Откуда-то издалека доносился топот. Он хотел взять ракетницу левой рукой, но малейшее движение родило нестерпимую боль в локте и плече.
Топот приближался. Внук, обрезав проклятый шнур, бросил нож, подхватил ракетницу и взвел курок.
Он стоял как остров, а волны оленей, набегая из темноты, обтекали его и останавливались за спиной. Слышалось их шумное, тяжелое дыхание. Мелькнула тревожная мысль: «Как там Кояна?» Внук хотел было бежать в темноту, но вот показался и Кояна. Впереди него, заступая дорогу, бежал волк. Второй заходил сбоку, готовясь прыгнуть на спину.
Внук выскочил навстречу и в двух шагах от волка нажал спуск. Прочертив яркий след, ракета сшибла зверя. Запахло паленым мясом. Волк взвыл и начал кататься по снегу. Кояна на ходу развернулся, опустил голову, повел рогами. Бежавший за ним волк прянул в темноту.
У костра Внук, зажав в коленях ракетницу, торопливо вытащил пустой патрон, вложил новый и выстрелил. Тундра осветилась красным, тревожным светом. Он еще раз выстрелил в ту сторону, куда ушел волк. И там, метрах в пятидесяти, ракета упала, и на снегу заплясал костерок.
Замерзшие лапы кедрача взялись огнем, затрещали весело и искристо. Темень раздвинулась. И стало видно, как, окружив костер плотным кольцом, стояли олени, точно решили погреться у огня. Красные отсветы скользили по их внимательным глазам, серым, заиндевелым бокам.
Где-то позади всех едва угадывался в слабом свете Кояна.
Сцепив зубы, Внук стащил кухлянку, за ней гагаглю. Локоть опух и посинел. Плечо было разодрано до крови. Внук захватил горсть снежку и присыпал рану. Боль отступила.
Внук оделся, поправил над огнем чайник. Сумрак начал редеть. Скоро, теперь скоро придут из юрты сменить его. А он уснет в теплом пологе Киява. Он уснет и во сне вновь будет переживать драку с волками и вспоминать Кояну, хозяина тундры, который стал теперь служить ему, Внуку.
Теперь уже он, Кияв-младший, достигнет со своим стадом северного предела, дождется веселой игры смешных оленят. И когда они чуть окрепнут, а снега начнут расползаться, и слабым копытцам можно будет добраться до ягеля, табун повернет на восток, к Великому океану. Испив морской воды, омоют олени в прибое ноги этой целебной водой, чтобы никакая болячка не приставала, и вновь двинутся навстречу зимним снегам...
Петропавловск-Камчатский