Будучи качественно различными формами отражения действительности, чувственное и логическое познания находятся в неразрывном единстве. Это одно из основных положений ленинской теории познания. Но как же сохраняется такое единство в век атомной физики и космических полетов; в век, когда данные от природы человеку чувства уже не могут непосредственно воспринять реальность открывшихся его разуму новых миров? Эта важная философская проблема охватывает множество аспектов. Об одной из них — о роли искусства в процессе познания человеком XX века новых для него областей действительности мы начинаем разговор на страницах журнала.
Вначале были фигуры бизонов и скульптуры женщин. Нарисованные земляными красками красные и черные бизоны, мамонты, носороги, антилопы на стенах пещер и скальных навесов и маленькие скульптурки из камня и мамонтовой кости. (Говоря точнее, и бизоны и скульптуры женщин — это еще не начало. К тем десяткам тысячелетий, что отделяют время появления этих произведений искусства первобытного человека от наших дней, надо прибавить не поддающиеся строгому подсчету сотни тысячелетий развития человека, пока рука его обретала уверенность мастера, а глаз — художественную зоркость.)
До сих пор идут споры о том, что именно хотел выразить первобытный художник своими произведениями, какие мысли, надежды и чувства вели его руку, но неоспоримо одно — первобытное искусство было важнейшим для человека средством освоения мира. Монументальный реализм древнекаменного века сменился искусством неолита, основой которого стал изощренный орнамент — стихия сложных «спиралевидных» и «вихревых» композиций. Но искусство и тогда оставалось средством познания мира — только на новом этапе более углубленного его осмысления.
Тысячелетиями совершенствовался арсенал искусства. И — если продолжить сравнение — все орудия, что накопились в нем, были подчинены одной глобальной задаче, которая всегда стояла перед человеком, — овладеть миром с помощью чувств и разума.
Этот мир был сомасштабен человеку. Тем органам чувств, которые даны ему от природы. За пределами возможностей, отпущенных ему природой, человек ничего не видел, ничего не слышал. И поэтому проблемы, которые решались искусством, были ограничены видимым, осязаемым миром даже тогда, когда человек задумывался над законами мироздания и создавал мифологические и религиозные концепции.
...Но вот открыто строение атома, и началось изучение жизни клетки, осваиваются глубины океана и космос — перед человеком XX века предстали совершенно неведомые ранее миры. Не просто неведомые, но и качественно новые для его психологии, его органов чувств. Причем число этих вновь открываемых миров множится буквально на глазах. (В журнале «Вокруг света» уже писалось: «Исследования, проводившиеся во многих странах, доказали, что разные группы живых существ видят окружающий мир не так, как его видят другие. У каждой возникает перед глазами свой «зрительный мир», не схожий с другими; в разных глазах запечатлеваются субъективно разные картины объективного мира» (1 В. Скурлатов, Миры чужих глаз («Вокруг света», 1969, № 3).). Даже привычный и, казалось бы, неизменный для глаз человека мир, оказывается, дробится на неведомое пока число неведомых миров.)
Некоторые из них, хотя мы давно научились пользоваться их «услугами», человек пока не в состоянии не только ощущать своими органами чувств, но даже вообразить их себе, ибо наше воображение ограничено традиционными представлениями и образами.
Из привычного, по сути дела, уже обжитого за долгие и долгие тысячелетия, осязаемого, зримого мира вдруг открылись двери в неисчислимые анфилады новых, невиданных ранее залов. Очертания одних человек угадывает, в других он уже чувствует себя привычно, существование третьих предвидит. А искусство, то самое искусство, без которого было бы немыслимо освоение «старого» мира, остановилось у порога этих дверей. И человек путешествует по тем залам, куда уже открыт ему доступ, без своего привычного посоха, которым он ощупывал дорогу, приведшую из века каменного в век атомный...
Могут возразить — a искусство научной фантастики? Разве не вторгается оно в эти вновь обретенные сферы бытия человека, разве не пытается присущими традиционному искусству способами решить эти проблемы? Да, пытается. Но...
Арсенал прежних средств искусства остается пригодным, он не умирает (и вряд ли умрет когда-нибудь), но он «привык» выражать образы мира видимых вещей и событий.