Но журналисты прознали — и это, если сопоставить с предыдущим, едва ли уже покажется случайностью, — например, о том, что полиция не сфотографировала никаких следов катастрофы, так что в течение нескольких часов исчезли даже следы колес устроившей аварию автомашины, и что в полиции «позабыли» спросить у Стефаса, что он делал накануне автокатастрофы целый день в том же здании, где находилась контора Панагулиса. Между тем ее отгораживала стеклянная стенка, и Стефас мог, удобно расположившись, наблюдать за каждым движением Панагулиса.
Когда шофера-гонщика спросили, почему он не заявил обо всем этом, Стефас ответил: «А меня никто об этом не спрашивал. И вообще мне нечего скрывать, я всегда знаю, что делаю».
После всего этого не приходится удивляться выводам миланского журнала «Эуропео», который, проделав широчайшие расследования, писал: «Исследования деятельности ЦРУ в недавнем прошлом показали, что эта организация использует широкую шкалу убийств, начиная с яда, кончая авариями на автострадах».
Как выяснилось, в ЦРУ было создано подразделение, которое получило название: «Группа изменений в здоровье». Более циничного названия и не придумаешь!
Эта группа занималась быстроубивающими, отравляющими веществами (ядами) и средствами, с помощью которых можно было их вводить в организм объекта, то есть человека, подлежащего убийству. Значительную часть таких ядов и средств их введения в организм показали сенатской комиссии, которая вела расследование, и рядом с их списком бледнеет воображение фантастов и авторов детективов. Выяснилось — подробности сообщил директор ЦРУ Колби, — что под условным названием «план Наоми» была выработана программа стоимостью в 3 миллиона долларов по созданию такой «комплексной группы ядов», которые способны вызывать все заболевания, начиная с тяжелого поноса, шизофрении и потери памяти до полного паралича и смерти. Наибольшую сенсацию вызвала пропавшая со склада ЦРУ в конце 1975 года пробирка, в которой находился химический материал, получивший название «ракушечный яд», который в микроскопических дозах способен вызывать гибель всего живого. Сенатской комиссии было показано также действующее с помощью простой карманной батарейки и потому совершенно бесшумное оружие, которое выстреливает отравленную ядом стрелу — иголку. И яд и наконечник стрелы растворяются в организме так, что не остается никакого следа. Далее упоминали о прогулочных тростях и зонтиках, которые также пускают стрелы; об электрической лампочке, которая, когда ее зажигают, выделяет в воздух комнаты ядовитый газ; о пуговице, которая, пришитая на одежду, может странствовать из одной страны в другую, но на самом деле не пуговица, а ядовитая таблетка огромной силы; говорилось также об «остроумном» аппарате, который в момент запуска автомобиля впрыскивает в салон машины ядовитый газ. Шла речь и о «невидимом дорожном знаке», а на самом деле аэрозольном устройстве, которое систематически опрыскивает шоссе и железнодорожные рельсы возбудителями болезней, и проходящие мимо транспортные средства увозят на своих колесах опасные бактерии на большие расстояния...
Юриспруденции известно понятие «презумпции невиновности», иначе говоря, то, что всякий подозреваемый считается невиновным до тех пор, пока не доказано противоположное, то есть его вина. В данном случае кажется более оправданным обратное — руководители ЦРУ признавались комиссии сената только в том, от чего уже нельзя отпереться, зато ни слова не говорили об остальном.
Петер Вайда Перевел с венгерского Г. Лейбутин
«Синяя птица» живет за облаками
П осле затяжных морозов и метельных дней пришла оттепель. Словно закрыли в доме все двери и затопили печь... Быстрая Теберда взлохматилась пенными гребнями на перекатах; распахивая снежные воротники, закачались на пригреве сосновые ветки, да в полдень густо, подземно стал раскатываться гул первых лавин.
Олег Анатольевич глядел на сплетение вершин, остро подпирающих горизонт, прислушивался к сходу лавин и в который раз обдумывал этапы предстоящей, уже знакомой работы: поиски токовищ — сначала на Малой, а потом на Большой Хатипаре, когда приходится день за днем осматривать горные склоны; транспортировка оборудования в горы, установка его и создание хотя бы минимальных удобств для работы, после чего и начнутся собственно наблюдения, которые, как финишным взмахом флажка, должны завершиться научным отчетом. Отчет — этап самый трудный, но не менее интересный, чем наблюдение. Сотни собранных фактов рассказывают о том, что происходило там, наверху, у скал и ледников, и надо оценить, осмыслить, сопоставить их друг с другом и с тем, что уже известно науке, чтобы сделать свои выводы. И в этом для Олега Анатольевича Витовича, старшего научного сотрудника Тебердинского заповедника, было свое непреходящее очарование, которое испытывает открыватель и первопроходец, нарекающий своей волей и властью только что открытые земли.