Выбрать главу

— Теперь мы имеем спектрограммы звезд, которые до нас вообще никто не получал. К тому же в той области спектра, что вообще недоступен для наземных наблюдений. Тысячи звезд! Где я вам такой многозвездный коньяк найду? — спрашивал он, шутя, — Такого нет даже в Армении.

Взял ставший знаменитым снимок: одна звезда среди роя других, более слабых светил, и надписал: «Дорогому Петру Ильичу. Г. Гурзадян».

Прощаясь с Лебедевым, оглядываю его кабинет. На стене фотография: он — командир отряда на строительстве БАМа. Рядом удостоверение члена ЦК ВЛКСМ — он был им ряд лет. На столе самодельный прибор, напоминающий логарифмическую линейку.

— Когда мой корабль приблизится к станции «Салют», с помощью этого устройства я проверю расстояние между ними — не врут ли приборы.

— Значит, будут новые полеты? Лебедев удивлен: разве может быть иначе?

Наш разговор состоялся в те дни, когда подходил к концу самый долговременный полет на орбитальном комплексе «Салют-6» — «Союз».

— Заметьте, — сказал Валентин Витальевич, — с каждым полетом растет удельный вес астрофизических экспериментов. Экипаж первого «Салюта» и мы работали с «Орионом», а экипажи «Салюта-6» — с субмиллиметровым телескопом и радиотелескопом. Человек вышел в космос, чтобы раскрыть тайны Земли и неба, и каждый эксперимент как бы ступень лестницы, уходящей ввысь.

Как говорили древние: «Ноги на земле, в звездах — взор...»

А. Харьковский, наш спец. корр.

Урановый бум в Ямбилууне

Даже в те далекие времена, когда название «Терра Аустралис инкогнита» робко появлялось на карте мира, пятый — еще не открытый — континент не был густо заселен. Невысоко приподнятая над уровнем моря страна, очень бедная лесами, небогатая реками, зато с обширными пустынями и полупустынями, не могла прокормить многочисленное население, которое к тому же не имело понятия о земледелии и занималось охотой и собирательством.

Коренные австралийцы кочевали в поисках пищи и лишь временами, в сезоны изобилия, задерживались на одном месте. Специалисты предполагают, что аборигенов Австралии было тысяч триста.

В конце XVIII века на берега Австралии высадились первые европейцы. Одни — навечно ссыльные каторжники, другие — на время службы солдаты и чиновники. Потом в страну устремились иммигранты, чтобы жить в молодой и развивающейся стране. И работать — разводить овец, распахивать поля.

Как ни малочисленны были аборигены, места они занимали много. Слишком много, по мнению поселенцев. Ведь для того чтобы выжить, бродячему племени требуется огромная территория. И хотя на границах племенных территорий не стояли полосатые столбы, каждое племя точно знало свои угодья и не заходило в чуждые пределы. Соответственно никаких документов, подтверждающих право собственности, у аборигенов не было владели они лишь тем, что могло им пригодиться в нехитрой их жизни, той жизни, что, не изменяясь, текла тысячелетиями до прихода белых.

Белым людям нужны были удобные для поселения места, и аборигенов вытеснили в безводные пустыни.

Надо сказать, что никто, наверное, на нашей планете не умеет осваивать абсолютно, казалось бы, непригодные для жизни места так, как коренные жители Австралии. Разве что бушмены африканской пустыни Калахари. Все исследователи восторженно отмечали необычайную способность аборигенов находить воду там, где ее просто и быть не может, выслеживать редкую дичь и собирать плоды скудной пустынной растительности.

Пустыня может дать средства к жизни очень ограниченному числу людей. Объективные законы природы четко определяют количество человек, способных (при наличии навыков) прокормиться с единицы площади. И без того немногочисленные некогда племена изрядно поредели. Точнее говоря, сохранились лишь те, у кого был опыт охоты и собирательства в пустыне еще до прихода белых. Всего аборигенов осталось тысяч сто двадцать. Причем в это число нужно включить и тех, кто влачит существование близ больших городов. Утратив культуру и язык, они перестали быть детьми природы, но и не превратились в людей двадцатого века.

Однако, казалось, хоть те немногие, что бродят по пустыне, они-то сохранили себя? Ведь места, где они живут, не нужны никому.